Однако он никогда не забывал одной вещи: какой бы правдоподобной ни была легенда, всего в ней предусмотреть нельзя. Поэтому в каждый миг нужно быть готовым к любой неожиданности, к самому непредвиденному повороту событий. Вот и сейчас, возможно, что-то в самой легенде или ответах капитана насторожило эсбиста, и он обдумывал, как усложнить для допрашиваемого ситуацию и неожиданно подтолкнуть его к расставленной ловушке. Но это еще полбеды. Самое страшное, если Шершень вообще не заинтересуется им и, страхуясь от всяких случайностей, прикажет пустить в расход. А такая вещь вполне в его вкусе…
В своих рассуждениях капитан был недалек от истины. Задержанный оуновским секретом незнакомец не пробудил в Шершне особого профессионального интереса. Подумаешь, сын белогвардейского офицера, студент-недоучка, человек, не способный разобраться в сложностях политической ситуации в Польше. Мало ли подобных людей встречал эсбист в здешних краях? Допрашивал незнакомца Шершень вовсе не потому, что подозревал в чем-то, а оттого, что давно и твердо усвоил правило: каждый человек обязательно располагает той или иной информацией, а для сотрудника службы безопасности любое дополнительное знание никогда не лишне. Однако задержанный не сообщил ничего нужного или заслуживающего внимания.
Закрыть глаза на его неукраинское происхождение и зачислить боевиком в одну из поредевших в боях сотен? Но это можно сделать только после надлежащей проверки, а на нее потребуется немало времени… Как следует припугнуть и, проведя вербовку, отправить его своим агентом к полковнику Сухову, к которому рвется задержанный? Для этого опять-таки нужно время, а у Шершня его не хватает даже для самых неотложных дел!.. Может, приказать незнакомца шлепнуть и всему делу конец? Кто знает, так ли уж случайно оказался он в расположении самой боеспособной оуновской сотни, которую Шершень к тому же избрал местом своей личной резиденции? Словом, подумать есть над чем.
Появившийся на пороге схрона часовой отвлек Шершня от мыслей.
— Друже, лекарь явился.
— Пропусти.
Спустившийся по ступенькам в схрон Юлий Остапович поставил на табурет свой саквояж, наскоро сполоснул под рукомойником руки, вытер их вышитым рушником. Когда он с бинтом приблизился к Шершню, тот остановил его.
— Не торопись, дай поначалу с делом покончить. — Эсбист снова взглянул на задержанного. — Значит, ты сын русского полковника Михаила Чумарзина. Больше года не был дома, а сейчас тебе желательна встреча с генералом Ковалевым или Дубовым, а краще всего с полковником Суховым. Я ничего не перепутал?
— Ничего. Названные вами господа хорошо знали моего отца и всю нашу семью и легко могут рассеять ваши вполне оправданные подозрения относительно меня. Со своей стороны, буду весьма признателен, если вы поможете мне связаться с любым из них.
— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал Шершень. — А покуда отдохни с дорожки…
Когда часовой вывел задержанного из помещения, эсбист разделся по пояс и повернулся раненым плечом к Юлию Остаповичу. Однако тот, словно оцепенев, застыл на месте и уставился на закрывшуюся дверь схрона.
— Проснись, — легонько толкнул фельдшера локтем в бок Шершень.
Юлий Остапович встрепенулся, провел ладонью по глазам, начал нервно теребить пальцами бинт.
— Дозволь вопрос, друже, — обратился он к эсбисту. — Коли я верно понял, у тебя только что был сын полковника Чумарзина.
— Он самый. Знаешь его?
— Знать не знаю, но единожды господь сводил нас. И мне казалось, что после той встречи мы вряд ли еще свидимся.
— Загадками говоришь. Яснее не можешь?
— Могу, но тогда потребуется время.
— Говори, а заодно дело делай. Так сказать, работай языком и руками. По силам такое?
— Постараюсь. — Юлий Остапович принялся разматывать на плече Шершня бинт с проступившими на нем пятнами крови. — Места вокруг наших Крышталевичей издавна красотой и лечебными грязями славились, а потому вокруг них было полно господских усадеб. В двадцать втором году у нас появилось много бывших русских знатных особ и офицеров, что нашли у Пилсудского приют от большевиков. Один из них, полковник Чумарзин Михаил Львович, купил у разорившегося польского панка его усадьбу в десятке верст от Крышталевичей.
Казалось бы, стали мы с ним соседями, да только полковник есть полковник, а фельдшер есть фельдшер, так что об этом Чумарзине я только слыхивал, а в глаза не видывал. А вот единственного сынка его привелось и лицезреть…