Когда гитлеровцы приблизились к подножию гряды, и артиллерия, боясь поразить своих, прекратила стрельбу, казаки открыли кинжальный огонь. Четыре их пулемета, три МГ и трофейные автоматы, захваченные с большим запасом патронов, строчили не переставая, и фашисты откатились назад. Опять загремели орудия.
После первых залпов вражеской артиллерии Дробот обнаружил в бинокль ее позиции и определил, что назначение батареи — держать под прицелом проход, через который рвался в долину их полк, а гряда — запасная цель. Чтобы накрыть огнем тропу и проволочное заграждение, которые с теперешних позиций были недосягаемы для снарядов батареи, ей нужно было переместиться на другое место. На это требовалось время и, учитывая рельеф местности, немалое. Зато вполне реальной угрозой для казаков у тропы могли стать легкие немецкие минометы, стрелявшие откуда-то из-за скал гряды. Но для этого им требовалось также сменить позиции и приблизиться к тропе на дистанцию огня, а пулеметы сверху не позволили бы им этого сделать. Словом, отряд Дробота, оседлавший гряду, был для противника костью в горле. Вот почему нужно было держаться и держаться.
В стороне, где наступал их полк, гремела канонада, и та часть долины заполнялась дымом и пылью. Участили огонь немецкие минометы, отдельные вражеские солдаты подползли к гряде на расстояние гранатного броска. Зато на тропе уже не было проволочного заграждения, и несколько казаков, пригнувшись к земле, в шаге друг от друга медленно двигались по склону. Так и есть, за колючей проволокой оказалось минное поле! Ничего, они в штабе предусмотрели и такой случай, а поэтому в составе сотни находилось отделение полковых саперов. Половина дела уже сделана! Держаться, держаться!
Расстреляв патроны, Дробот потянулся к гранатам, разложенным сбоку от пулемета. Он швырнул их все одну за другой — шесть или семь штук, и пока не осела земля после взрывов, выскользнул из воронки и быстро пополз вверх по склону. Но, как он ни спешил, одна пуля все-таки отыскала его плечо. Кубарем скатившись в окоп, точнее в широкую, неглубокую яму, в которую его превратил разорвавшийся поблизости снаряд, Дробот обнаружил в нем трех раненых казаков. Один лежал за МГ, второй рядом с ним стрелял из автомата, а третий, с исшматованными минными осколками ногами, привалился спиной к обрушившейся стенке окопа и набивал патронами запасные диски.
— Сотник?.. Живой? — повернулся к Дроботу пулеметчик.
Рядом с автоматчиком лежал еще один раненый. Белое, как мел, лицо, по щеке стекает струйка крови… Бедро разворочено осколком, и из длинной рваной раны под казака натекла лужа крови… Утренний мартовский морозец уже схватил ее по краям тонким льдом, и раненый постепенно вмерзал в лужу собственной крови.
— Куда глядишь? — обрушился Дробот на автоматчика. — Бери его и быстрее в тыл, к нашим, что остались у скал.
— Не шуми, сотник, — проговорил тот. — Никуда я отсюда не уйду. Не для того полгода к родной кубанской земле через смерть рвался, щоб снова ее ворогу отдать. Хватит, в сорок втором раз уже отдали… Краще обнимемся, друже, на прощание.
Они обнялись, трижды, по старорусскому обычаю, расцеловались, и Дробот, схватив автомат раненого, лег сбоку от пулемета. Немцы были у подножия гряды, полусогнутые фигурки самых смелых мелькали уже на склоне. Из трех, всего из трех мест звучали по ним ответные выстрелы. Не поддержи защитников гряды огонь пулеметов и снайперов, предусмотрительно оставленных за спиной обороняющихся на скалах, возможно, и эти очаги сопротивления были бы подавлены. Строча из автомата, Дробот время от времени косил глазом на тропу. Саперы уже исчезли, и там, где они перед этим двигались, виднелись две жиденькие цепочки казаков. Значит, разминирование закончено, и по свободному от мин коридору, обозначенному цепочками, сейчас хлынут в долину конные сотни… Держаться, держаться, иначе немецкие пулеметы, окажись на гряде, закупорят этот коридор не хуже, чем колючая проволока и мины.
Граната рванула в полуметре от него, между МГ и казаком-автоматчиком. Взрыв оглушил Дробота, ударил по глазам яркой вспышкой, швырнул на дно окопа. Он не успел прийти в себя, как вторая граната разорвалась в том месте, откуда он только что вел огонь. Теперь его не только бросило на землю, но и резануло болью по низу живота. Когда он хотел подняться на ноги, сил не оказалось. А чужие голоса слышались рядом с окопом. Кое-как встав на четвереньки, он принялся лихорадочно хватать с земли гранаты и расшвыривать их из окопа во все стороны. Своих лимонок было с десяток, зато трофейных гранат с длинными деревянными ручками оказалось два полных ящика, и чужие голоса и звуки стрельбы вскоре потонули в сплошном грохоте гранатных разрывов. Когда гранат не осталось, он выхватил из кобуры пистолет и, работая локтями, подтянул одеревеневшее тело к бровке окопа. Перевернутый МГ, мертвый пулеметчик, казак-автоматчик с наполовину снесенным гранатным взрывом лицом… И ни одного немца не только возле окопа, но даже поблизости. Неужели?..