Она вздрогнула и снова посмотрела на меня. Я увидел тонкую красную царапину у неё на шее, словно она порезалась чем-то острым. Интересно, замечала ли это она сама? Наверное, нет – девушка смотрела на меня с такой благоговейной надеждой, будто я собрался произнести заклинание.
– Можно спросить? Ты не видела где-нибудь поблизости маленькую девочку? Может, до того, как потеряла сознание? Короткие чёрные волосы, семь лет…
– Семилетняя девочка? – Лиза наморщила лоб, сразу став похожей на старательную студентку университета. – Она твоя дочь?
Что ж, в быстроте логики ей было не отказать.
– Да, – ответил я.
Лиза отрицательно покачала головой:
– Извини. Я ничего не видела, и потом, я была в отключке долго, кажется, несколько часов.
Она почему-то пыталась оправдаться передо мной, словно я мог обвинить её в недостаточной наблюдательности. Я видел, что Лизе было действительно жаль. Она очень хотела мне помочь. Думаю, если бы я переспросил, попросив её подумать ещё раз, она бы расплакалась. Да и сейчас девушка была близка к этому. Я поспешил успокоить её и перевести разговор на другие рельсы:
– Это ничего… Кстати, ты знаешь что-нибудь о таинственных вещах там, внизу?
Последний вопрос вырвался совершенно непроизвольно – мне просто нужно было Лизу о чём-нибудь спросить, а в памяти были ещё свежи впечатления от палаты, наполненной разрушающей энергетикой.
– О каких вещах? – Лиза была удивлена. – Внизу что-то есть?
В свой черед удивился и я.
– Ты не знаешь? Я думал, ты здесь работаешь…
А этого говорить не стоило. Лиза опять восприняла всё слишком близко к сердцу. За короткое время нашего общения я заметил, что девушке свойственно относиться к вещам слишком искренне. Вряд ли это было серьёзным недостатком… но в создавшихся тяжёлых условиях излишняя отзывчивость была вредна в первую очередь для самой Лизы.
– Но я не знаю, – она умоляюще посмотрела на меня. – Я правда не знаю, Гарри…
– Всё в порядке, – быстро сказал я. Но опоздал. Лиза успела взвалить всю вину на себя, и это осталось грузом на её душе.
– Может, ты имеешь в виду подземный склад? – с надеждой спросила она. – Если да, то нам туда ходить запрещено… Ты был там? Что ты видел?
Я не думал, что ей, и без того порядочно напуганной, так уж нужно знать обо всех моих наблюдениях. Нужно было срочно что-то придумать. Но благодаря своей болтливости я уже отрезал все пути к отступлению… Не резать же правду-матку, как есть.
– Ну, это…
Что? Я запнулся. Лиза взволнованно наблюдала за мной. В проёме двери за ней клубилась белая дымка. Что сказать?
… белая дымка…
Я вздрогнул, словно от удара. Туман? Здесь, в больнице? Как…
И моя голова взорвалась, разметав кровавые ошметки на ржавые стены больницы.
Но я не умер. Не умер, потому что взрыв был только в моём сознании. Триста тонн толуола, залитые в черепную коробку, погрузили меня в яркую белую вспышку с оранжевым отблеском – видение ядерной кончины мира, преследующее всех со времён Трумэна. И в эпицентре апокалипсиса оказался я.
Наверное, я закричал, я не мог не закричать, хотя боли почти не было, она тоже испепелилась во всепоглощающем пламени. Последнее, что я видел – Лиза, которая на меня с расширенными от ужаса глазами. Её лицо полыхало в красных сполохах. Я услышал голос откуда-то из глубин Вселенной:
– Гарри, с тобой всё в пор…
Канал оборвался, голос пропал. Пропал и я. Взрыв разметал меня на отдельные частицы, обречённые вечно блуждать по пустоте космоса со скоростью света. Меня не стало.
Потом я родился снова. Слепился из своих бывших осколков, снова образовав одно тело. Нельзя сказать, что я был этому очень рад. Тело было слеплено неправильно и коряво, поэтому ужасно ныло. Я стал комком усталости и ломящей боли. Не хотелось даже открывать глаза, чтобы не повредить саднящие веки…
– Проснулся?
Глаза пришлось открыть. Всё вокруг было залито светом, переливающимся белизной, как мираж. Я приглушённо застонал и закрыл глаза снова. Отвратительно…
Властные руки легли на моё плечо и легонько встряхнули. Я сцепил зубы, чтобы не закричать. В желудке что-то перевернулось, и к горлу подкатила волна желчи. Похоже, спокойно лежать мне на дадут…
Я с кряхтением присел и открыл глаза во второй раз. Это оказалось вовсе не так ужасно. Свет уже не резал глаза раскалённой бритвой. Я находился в больничной палате, на одной из ранее пустовавших металлических коек. Стойка капельницы, а рядом…
– Ты опоздал.
Женщина из церкви. Не к месту она смотрелась в своём чёрном одеянии посреди царства белизны.
– А, это вы, – просто сказал я, с усилием ворочая распухшим языком. Особо никаких чувств не было. Я ещё не оклемался от небытия.
– Да, – хмуро сказала женщина, поправляя шаль на голове. – Далия Гиллеспи.
«Ты опоздал».
Как известно, тормоз – тоже механизм, но медленный. Мой заторможенный разум наконец обработал первую фразу женщины и зашёлся в протестующем вое. Как – опоздал? Почему? Сонливость мигом спала – я сам не заметил, как вскочил на ноги. Громко хрустнули суставы.
– Вы… Вы знаете! Скажите всё! Что происходит?