Тихий холм

Также никто не удивился, когда той зимой с лица земли исчез деградировавший писатель Гарольд Мейсон со своей пятилетней дочкой по имени Шерил. Они дезинтегрировались. Их не стало.

Утром следующего дня после загадочного исчезновения в массачусетский городок Эшфилд приехал новый человек. У него не было ничего общего с тем Гарри Мейсоном, который проживал в Портленде. Это был другой человек. Общими между этими двумя, пожалуй, были только две вещи – имя (его тоже звали Гарри – странное совпадение) и дочь. Но дочь портлендского Гарри носила имя Шерил, и у неё были чёрные волосы. Этот Гарри же вышел из салона автомобиля вместе с худенькой девочкой с короткими светлыми локонами. Девочка прижималась к отцу и боязливо разглядывала большой дом, который стоял перед ними. Гарри вынул из кармана брелок с ключами. На брелке была гравировка: «КВАРТИРА 102, ВИЛЛА ДЕЙЗИ, ЭШФИЛД, ШТАТ МАССАЧУСЕТС». Он мягко потрёпал дочку по голове и спросил:

- Тебе нравится, Хизер?

Девочка молчала.

- Мы будем здесь жить, - сказал новый Гарри, почему-то отворачивая лицо от девочки.

Так нас не стало. С тех пор прошло девять лет.

Время заканчивать. Я сказал всё, что хотел. Когда я начинал писать эту книгу, за окном тоскливо завывал ветер. Сегодня он молчит, зато идёт тихий дождь, смывающий с мира накопившуюся грязь. Хизер не любит дождь... наверное, сейчас лежит и смотрит в потолок, задёрнув все шторы. А я по-прежнему сижу за столиком и делаю вид, что пишу очередной роман. Эта привычка въелась под мою кожу навечно. Правда, теперь приходится придумывать себе псевдонимы. Имя Гарольда Мейсона, автора «Невинной луны», давно забыто читателями и издателями. Может, пара книг валяется где-то в Калифорнии в личной коллекции сумасшедшего библиофила...

Как же тихо в доме... Мне не нравится, когда в четырёх стенах нависает гробовая тишина. Обычно у нас постоянно включён телевизор на минимальной громкости, но сегодня он отсоединён от розетки. И тишина вновь начинает уносить меня на гребне невеселых мыслей.

Тихий Холм... Я чувствую, что этот город ищет нас. Но мне страшно до холодного пота не только и не столько из-за этого. Я часто задавался мыслями, ПОЧЕМУ тень Тихого Холма преследует нас по пятам. Тот член культа, который пытался меня убить... Почему он это делал? Что им нужно от меня? Что им нужно от НАС?

К своему несчастью, я догадываюсь. Я догадываюсь, почему культ Тихого Холма до сих пор рыщет по всей стране в поисках пропавшего писателя и её дочери. Дело не во мне. Дело в ней. В ребёнке, появившемся из ниоткуда, который был соткан из сияния Богоматери. В моей дочке. Расправившись сначала со мной, культ должен был взяться за неё. Но затея провалилась в самом начале.

Я боюсь верить этому. Я предпочитаю каждый раз обрывать свои мысли и убеждать себя – ничего нет. То, что было давно, теперь сокрыто за ледяными тучами времени и кануло в Лету. Утонуло в тинистой пучине прошлого, откуда ему уже не выбраться.

Но такими вечерами – когда я слышу только биение собственного сердца вкупе с мерным стуком клавиш пишущей машинки, – сомнения накатывают на меня волнами, болезненно слизывая песчаный берег. И на меня на короткое время находит понимание. Страшное понимание. Понимание того, что я могу хоть тысячу раз менять место жительства, менять имена, менять цвет волос дочке... что всё это напрасно. Тихий Холм идёт за нами и неотвратимо приближается с каждой секундой. Я могу своими нелепыми мерами предосторожности лишь ненадолго оттянуть время... но однажды мы услышим за спиной его шумное дыхание, отдающее гнилью и седыми годами. И обернувшись, мы увидим его ужасный лик и даже не сможем закричать, потому что он схватит нас за горло и прижмёт к стене, выдохнув прямо в лицо всё то, от чего мы убегали все эти годы.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.БОГ ТИХОГО ХОЛМА

    Глава 1

Потом, когда безумие, погружённое в колыхающийся красный туман, кончилось и все ушли, Хизер осталась одна.

Одна.

Она подошла к висящей на стене фотографии. Почти новая – они с отцом снимались всего год назад. Оба улыбаются в объектив. Счастливы в стенах своего убежища, и жизнь их спокойна и размеренна.

Хизер подумала, не снять ли фотографию со стены. Она не могла смотреть на прежнюю жизнь сейчас, когда отец лежал за стеной, холодный и бездыханный. Но не стала трогать, потому что собиралась уйти из дома, которого ещё утром считала своим приютом навека. Уйти и... не возвращаться.

А разве не так? Разве может она хотя бы день прожить в стенах, которые некогда хранили и оберегали их обоих? Разве может каждосекундно видеть все такие милые и знакомые вещи, полные счастливых воспоминаний? Разве может она продолжать жить здесь, когда всё кругом напоминает, шепчет, кричит ей о прежних годах?