#тихийпикет

Начиная с XIX века в больших европейских городах стали формироваться новые типы повседневного существования. Один из них – жизнь одиночки в толпе, когда человек лишь изредка обращает внимание на других и лучше понимает, что ему говорят товары в витринах, чем лица встречных. Типичного горожанина-созерцателя, ставшего, по Бодлеру, героем современности, историки культуры называют фланером[15]. Другой тип – человек в составе митинга или организованной демонстрации, в которых теряется личность[16]

. В обоих случаях не возникает необходимости говорить с теми, у кого другие взгляды, чем у тебя, или с теми, кто потенциально может быть твоим оппонентом. Участницы/участники «Тихого пикета» – это антифланеры: они не закрываются от единообразной толпы, а, путешествуя по городу, открываются навстречу отдельным людям, чтобы поговорить о том, что важно для многих – но тет-а-тет и в пространстве не «встречи идеологий», а «встречи сознаний».

4

«Тихих пикетчиков/пикетчиц» беспокоит разное: одного – исламофобия, других – стигматизация душевнобольных, третьих – употребление в пищу животных. Темы плакатов очень разнообразны, но в целом их можно свести к нескольким «смысловым узлам». Незамечаемое повседневное насилие: от привычного, бесконечного рукоприкладства в семье до пыток в колониях. Обвинения в адрес жертв в их собственных несчастьях: то, что сейчас в социальных сетях называют взятым из английского словом «виктимблейминг» – например, утверждения о том, что бедные или нищие заведомо виновны в своем положении или что жертвы домашнего насилия наверняка намеренно или бессознательно провоцировали своих мучителей. И наконец, страх перед теми, кто не похож на «обычных» людей: перед сексуальными меньшинствами, феминистками или инакомыслящими.

(Часть опубликованных в этой книге текстов написана веганами[17]. Автор этих строк не разделяет их взглядов, но я думаю, что участие веганов в «Тихом пикете» важно и для тех, кто ест мясо: обсуждение веганских призывов тоже «работает» на то, чтобы понять степень терпимости к насилию в обществе – и понизить уровень этой терпимости и готовности принять ее как должное.)

За всеми этими «узлами» стоит одна общая идея: оспаривание моральной правоты воображаемого большинства. Воображаемого – того, о котором мы знаем только из телепередач и из результатов социологических опросов. Очень удобно мысленно примкнуть к такому большинству и при неприятных новостях думать, что «со мной такого случиться не может». С этой мыслью, если повезет, можно прожить много десятилетий. Но из плакатов и «коммуникаций» «Тихого пикета» становятся ясными совершенная иллюзорность и лицемерие коллективной моральной правоты, которые зиждятся прежде всего на стереотипах, привычных суждениях. Освободиться от этих стереотипов, как становится понятно из этой книги, значит открыть для себя более трудный и непредсказуемый, но одновременно и более богатый и интересный мир, чем тот, который привычен для носителей «мысли о правоте». «Прокручивая в голове стереотипы, связанные с женским (нежность, эмоциональность, несамостоятельность, безответность и др.) и мужским (сила, агрессия, доминирование, «никогда не плачут» и т. д.), можно только поразиться, насколько эти догмы нас ограничивают».

Участники проекта открыли для себя, что именно чувство заведомой правоты подпитывает ксенофобскую риторику. Очень важно, что Серенко в интернет-комментариях старается оспорить претензии на такую правоту и в среде самих «пикетчиков/пикетчиц»:

«Мне очень больно, когда в комментариях появляется взаимная риторика ненависти. «Вот, я ей/ему все объяснил, а он/она меня не слушает», «всем плевать на мой плакат, мы живем в мире быдла и серой массы», «сам такой, тебя надо лечить» и пр. ДРУЗЬЯ, С ЧЕГО МЫ ВООБЩЕ ВЗЯЛИ, ЧТО ЧЕМ-ТО КРУЧЕ?) ты можешь быть просвещен_а по вопросу гомосексуальности, но при этом проявлять невежество в вопросах эйблизма и т. д. Чек е привиледж, как говорится»[18]

.

Собеседники «тихих пикетчиков/пикетчиц» – и это очень хорошо видно из отчетов – часто не знают, как реагировать на их плакаты и беседы с ними. Серенко замечает: «…иногда разговоры с людьми так трудно пересказывать, что мои отчеты больше похожи на некие анализы речи». Такая проходящая в социальных сетях аналитическая работа – почему со мной разговаривали именно так – не менее важная часть «Тихого пикета», чем собственно поездки с плакатами и «коммуникации»[19].

Огромную – едва ли не б'oльшую – часть публичного пространства в современном мире занимают голоса, говорящие с позиции силы, реальной или предвосхищаемой: «Когда наши придут к власти, мы им всем покажем!». «Тихие пикетчики/пикетчицы» говорят с позиции слабости. Приступы страха у тех, кто начинал поездки с плакатами, обусловлены в том числе и этой причиной: они интуитивно или отрефлексированно понимали, что заметность «непохожего» одиночки в толпе – это позиция слабости и уязвимости. Но без такого принятия себя как слабого и уязвимого – трудно раскрыться.