Тихое вторжение

В Зоне ведь жить захочешь – еще не так раскорячишься. Говорят, месяца два назад в московскую Зону ради опытов пригнали корову. Попытались провести ее через аномалию «иллюз». Корова не сдохла и не рехнулась. Напротив, она приобрела сверхспособности, разбросала конвой и ушла в сердце Зоны скачками по пятьдесят метров каждый. Там у нее свой клан, люди относятся к ней со страхом и почтением. Никому, ни при каких обстоятельствах она больше не дает молока…

Нина, единственная изо всех нас, пострадала. Тех, кто полз до нее, «борода» не заметила. А у первой научной единицы, сколь аккуратно мы ее ни тащили, правая рука задралась кверху. Я увидел легкое белое облачко и заорал: «Изо всех сил!» Мы рванули ее, боюсь, пару-тройку раз несчастная голова девушки бацнулась о шпалы, но «щупальца» до нее не дотянулись. Начали было удлиняться, но мы к тому времени вытащили Нину.

Я осмотрел ее руку. Там какая-то красная сыпь, на вид не особенно приятная. Хотел спросить у Тереха, чем мазать эту сыпь – при ожоге, полученном от медузы, вроде, уксусом мажут, да где он у нас. Так чем? А, Терех?

А он уже шлепает к «бороде» образцы брать. Подлезает, хочет кончик щупальца «Катраном» оттяпать…

«Катран» доцент, конечно, потерял. И на свою правую кисть заработал точно такую же сыпь. Морщился, стонал, плевался… Потом вспомнил: промыть водой, желательно с мылом, и смазать йодом. Сделали. Стонать принялся хуже прежнего, но, говорит, по науке, – сойдет ожог, ничего. Рука только онемеет, пульс ослабнет, голова пуще прежнего заболит и волдыри могут выскочить, а так – нормально, осложнений не ожидается.

И я его понимаю: н у, рука онемела, ну, голова болит, ну, волдыри… для Зоны это не осложнения.

Нина все те же процедуры перенесла молча, не просыпаясь. На макушке у нее появились две изрядных шишки.

Мы вышли, наконец, к станции.

Тут было тихо. До большой земли – рукой подать. Я объявил привал. Большой привал, ребята, минут на сорок.

Толстый смонтировал и включил «котел света». И так хорошо мне сделалось от обилия света! Глупо, конечно, всего несколько часов провел в темноте, и уже сопли распускаю. Но, ребята, для тех, кто по натуре не диггер, и после этих нескольких часов простая возможность видеть солнце таким благом покажется!

А я по натуре не диггер. Диггер-туризмом когда-то занимался – да. Но больше как та корова: жить захочешь… Мне тогда очень нужны были деньги.

Мы смолотили все остатки домашних запасов, какие сберег Толстый, и крепко опустошили сухпайки. Нам бы выспаться хорошенько, юных-то среди нас нет. Это в двадцать ты попрыгунчик: упал – встал, влез на гору – подавай другую, пробежал кросс – залез под одеяло с рыбкой-солнышком. А кому на гривенник больше или, тем более, на два, тем надо перезаряжать батарейку. Если кто не знает, ну вот, теперь будете знать.

В общем, хрен нам выспаться. Надо доволочь ноги до точки эвакуации. А если с эвакуацией не срастется, то до Периметра. По любому.

Так что сейчас посидим, а потом… потом… шарканье какое-то… нет?

Я увидел призрака. Призрак летел на высоте двух метров, и когда я заметил его размытый силуэт, он был в верхней точке траектории невероятно длинного прыжка. В конце прыжка он должен был приземлиться прямо посреди нашей компании.

Я не успел ничего скомандовать. Я не успел отскочить. Я успел только наставить автомат в направлении, откуда явился призрак. Он приземлился в двух шагах от меня и в шаге от Тереха. И доцент получил от него удар вполне себе настоящим, не призрачным ножом в горло.

Я нажал на спуск. Лихорадочно нажал, лишь бы побыстрее. Пули ушли туда, где мгновение назад стоял наш гость, но теперь его там не было. Свинец ударил в колонну и выбил из нее мраморную крошку. А я тут же услышал, как бьет у меня из-за спины автомат Толстого.

Откуда-то справа наплыло на меня странное, уродливое лицо. Человек. Да, это человек, просто очень рослый и широкоплечий. Здоровила на метр выше меня. Голова его, огромная в нижней части – никакой шеи, чудовищный подбородок, тяжелые скулы, – была лишена лба. Глаза, скорее круглые, а не миндалевидные, как у всех нас, были защищены сверху мощными надбровными выростами, а над этими выростами я увидел плоскость. Не просто лысину, а именно равнину, гладкую, как оконное стекло. Кожу покрывали большие бурые пятна.

Он должен был убить меня. В одной руке монстр держал длинный нож, вроде римского меча, в другой – коротенький пистолет-пулемет. Двигался он с невыразимой быстротой. Мне требовалось передвинуть дуло всего на несколько сантиметров, чтобы влепить ему пулю между глаз. Но он каким-то фантастическим изгибом, распластавшись на полу, отвел ножом мой автомат в сторону. Там, где он лежал, из гранитного пола выбила искру очередь Толстого. Но призрак вновь переместился, и я почувствовал, как дуло его огнестрела ткнулось мне в лоб.

Господи!

– И-и-и! – тоненько запищал монстр. – Не-ет, нельзя, его нельзя-а…

Он вопил голосом маленького мальчика, которого отметелил такой же первоклашка, как и он сам. От него шел запах тухлой капусты.

Слева какое-то движение…