Тихое вторжение

– Значит, о деле. Всё, что смог пообещать Миха, малоинтересно. И высовываться мне совсем не хочется. Ты хоть представляешь себе, сколько народу из старой Зоны в самых светлых снах видят мой труп? Как ты знаешь, я был проказливый парень… А государство наше ни о чем молчать не умеет. Оно говорливое по природе. Отсюда вывод: тебе, проныра, придется нарисовать исключительно серьезный аргумент для сотрудничества с ЦАЯ. Невдолбенно серьезный, я бы сказал. Вот пивка попить я с тобой всегда с удовольствием. Или хочешь, есть в Крыму одно местечко… возьмешь жену, если она все еще тебе не обрыдла… не сомневайся, я всё оплачу. Очень перспективный пещерный храм…

Я шел на встречу с ним в полной уверенности: найду какую-нибудь щелочку в его броне. И куда теперь улетучивается моя уверенность?

– Ты бывал в Зоне после того, как…

– Закажи-ка мне кофе.

– После пива?

– Да хоть во время. Капучино.

– Так ты не ответил насчет Зоны…

– И латте мне тоже закажи.

– А в новой, московской, ты…

– И по-венски.

– А…

– И по-турецки.

Я заказал всё перечисленное.

Содержимое еще одной кружки ушло в недра Клеща. Принесли кофе. Кофе он не тронул. С интересом принялся разглядывать заоконный ландшафт.

Не захочешь, а поймешь: если я приглашу его посетить Зону из ностальгических соображений, он туда не пойдет. Либо Клещ и без наших соплей ходит туда из соображений иного порядка, либо не испытывает ностальгии, либо не считает данный вид заманухи достаточно привлекательным.

А я как раз хотел порассказать ему о чудесах и диковинах московской Зоны… Там, мол, так интересно, столько необычного! Не желает ли ветеран окунуться в экстремальный туризм, модель 2.0… Ветеран, я вижу, ничего подобного не желает.

Ему там хорошо, ему там лучше, чем здесь, я точно знаю! Но ни в какие торги Клещ на почве легального допуска за Периметр вступать не собирается.

Молчу, думаю. Вдруг он сам задает вопрос:

– Что-то в тебе не то, проныра. Ты… как будто из людей на минуточку выходил. Было?

Темный сталкер… До сих пор видит вещи, для нормальных людей невидимые.

– Было, Клещ. Как ты заметил?

– Никак. Объяснить не смогу. Псы различают живых существ по запаху, коты – по звуку. А у меня есть еще какая-то… распознавалка. В том, как я тебя чувствую, появилась нечеловеческая долька. Правда, недействующая. Она вроде шрама: дыра в тебе зарубцевалась, а шрам остался. Глубоко тебя… Не спрашиваю, кем ты там побывал, твое дело. Радости, наверное, из этого вышло немного.

– Радости? Радости я имел до хрена, Клещ. Можно сказать, даже счастья. Каждый день с утра до вечера – вагонами. Только счастье это тоже было… не для людей. Вроде электрода в центре наслаждения: час за часом подают слабый ток, легкий кайф не уходит. Дозу понемногу повышают, а ты потом…

Комок подкатывает к горлу.

Темные коридоры. Темные коридоры. Темные коридоры. Выйти из тела. Чудесные возможности.

А вот хре́нушки! Лучше сдохнуть.

– Зона, сученька, баба жадная, ласковая и злая, приголубила тебя, обслюнявила, – морщась, говорит Клещ. – Чтоб ты знал: эта, младшая, чуток тебя побаивается. Метка на тебе, и какой смысл в этой метке, ее дети сразу-то распознать и не смогут. Я так думаю, вообще никакого… если опять в Чернобыльскую не полезешь.

Вот, стало быть, отчего эмионик не справился со мной в тоннеле. Сбивался всё время. Вот чего пятнистый испугался. Старая Зона явится за мной в Москву? Ну-ну.

– Тебе за собой смотреть надо, – добавляет Клещ. – Она теперь будет манить твою дурную голову к себе. Она тебя соблазнять станет.

Как бы ему сказать? Как бы ему объяснить?

– Мне этот соблазн понятен.

– Совсем взрослым становится, сынок. – Клещ нехорошо усмехнулся. – Ну, смотри. И хорош об этом. Каких еще райских наслаждений пообещаешь?

Дрянь у меня в запасе. Говорить-то об этом пакостно… Но нам нужен Клещ. Нам очень нужен Клещ. На кону – Москва.

– Ты ведь, – говорю, – когда-то очень интересовался местью.

Он воззрился на меня в немом изумлении. Как если бы с ним заговорила пивная кружка.

– От твоего клана, кажется, кое-что осталось. Месть, конечно, в число христианских добродетелей не входит…

Он скривился, будто горсть неспелого крыжовника в рот положил.

– Да шел бы ты со своим Христом, парень. Я родом из СССР, а там такие вещи понимали.

Разумеется. И в СССР ты прожил аж целых пять лет!