Тим

Обычно она с удовольствием участвовала в редких поездках подобного рода. Арчи был приятным спутником и предпочитал путешествовать с большим комфортом. На сей раз, однако, они отправились в местность, где не было ни дорог, ни поселков, ни людей. Последнюю часть пути пришлось проделать на вертолете за отсутствием иного способа добраться до места назначения, и они жили в палатках под затяжным не по сезону дождем, мучаясь от жары, мух, грязи и дизентерии.

Больше всего Мэри скучала по Тиму. Возможности послать ему письмо не было, а радиотелефон использовался только для служебных разговоров и срочных звонков. Сидя с распухшим от москитных укусов лицом в своей протекающей палатке с единственной керосиновой лампой, вокруг которой вилась туча насекомых, и пытаясь соскоблить липкую черную глину с ног и одежды, Мэри отчаянно тосковала по дому и Тиму. Бурное ликование Арчи по поводу результатов анализа руды страшно действовало на нервы, и ей потребовалось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы приличия ради изображать восторг по данному поводу.

— Нас было двадцать человек, — сообщил Арчи Трисии, когда они благополучно вернулись в Сидней.

— Всего двадцать? — недоверчиво спросила Мэри, подмигивая жене Арчи. — Иногда я могла бы поклясться, что не меньше пятидесяти!

— А ну-ка умолкни, несносная старая кошелка, и дай мне рассказать все толком! Мы только что вернулись домой после самого ужасного месяца в моей жизни, а ты уже не даешь мне слова вымолвить! Я мог бы и не приглашать тебя провести первый вечер в цивилизованном мире под моей крышей, но я все-таки пригласил, а потому самое малое, что ты можешь сделать, это сидеть тихо с обычным своим чопорным видом, пока я рассказываю жене о последних событиях.

— Налей ему еще виски, Трисия, иначе с ним случится апоплексический удар. Готова поклясться, он сейчас такой раздражительный единственно по причине длительного воздержания от спиртного. Последние две недели — с тех пор как он высосал последнюю каплю виски из последней бутылки — он был просто невыносим.

— Но ты поставь себя на мое место, дорогая! — воззвал Арчи к жене. — Только представь: мужик, мокрый до нитки, пожираемый заживо всеми представителями насекомого мира, с ног до головы облепленный грязью, — и ни одной особи женского пола в радиусе тысячи миль, кроме этой несносной старой кошелки? И как бы тебе понравилось питаться одной тушенкой, а потом еще и остаться без выпивки? Ой, мама моя родная, ну и поганое же местечко! Я был готов отдать половину запасов найденной руды за единственный бифштекс да стаканчик «Глена Гранта» на запивку.

— Кому ты рассказываешь! — Мэри рассмеялась и порывисто повернулась к Трисии. — Он меня чуть с ума не свел. Ты ведь знаешь, какой он, когда у него нет изысканных яств, виски двенадцатилетней выдержки и гаванских сигар.

— Нет, я не знаю, какой он, когда лишается своих маленьких радостей, дорогая, но, имея за спиной тридцатилетний опыт супружеской жизни с ним, я содрогаюсь от ужаса при мысли, что тебе пришлось вытерпеть.

— Уверяю тебя, мне долго пришлось терпеть, — ответила Мэри, с наслаждением потягивая шерри. — Два дня я слушала его стоны и сетования, а потом пошла прогуляться и подстрелила нескольких птиц на болоте — так что мы смогли разнообразить наше меню, ранее состоявшее из одной тушенки.

— А что случилось с продовольственными припасами, Арчи? — полюбопытствовала Трисия. — Чтобы ты не прихватил с собой разных деликатесов на всякий пожарный — это совсем на тебя не похоже.

— Да все из-за нашего расчудесного местного проводника. Примерно половину нашей разведывательной партии составляли люди из сиднейского штаба, но геологоразведчиков я прихватил в Виндхэме, вместе с упомянутым проводником, мистером Джимом чертовым Бартоном. В своем желании показать нам, какие они там все толковые и надежные ребята, он пообещал мне позаботиться о продовольствии и затоварился тем, чем питается сам: тушенкой, тушенкой и еще раз тушенкой!

— Не будь слишком строг к бедняге, Арчи, — укоризненно сказала Мэри. — В конце концов, мы были чужаками, а он находился на своей территории. Если бы он приехал в город, разве ты не постарался бы потрясти его всеми прелестями городской жизни?

— Чушь собачья, Мэри! Ведь это ты сбила с него всю спесь, а не я! — Он повернулся к жене. — Видела бы ты, дорогая, как она вернулась обратно в лагерь! Шагает такая в своей кошмарной стародевической униформе, по пояс измазанная в черной вонючей грязи, и тащит за собой дюжину здоровенных мертвых птиц. Она связала их вместе за шеи и волокла по земле на веревке. Я думал, нашего расчудесного Джима Бартона хватит удар, так он разозлился!

— Да, он жутко разозлился, — невозмутимо подтвердила Мэри.