Тим Талер, или проданный смех (худ. Н. Гольц)

– Дай мне в следующее воскресенье столько же денег, сколько тогда, в последний раз, – сказал он. – У меня, наверное, будет большой выигрыш.

И раньше, чем мачеха успела ответить, Тим выбежал из дому, помчался к реке, сел на уединённую скамейку на берегу и попытался справиться со своим волнением. Но это ему не удалось – он заплакал. Он не хотел плакать и боролся с собой, но рыдал всё горше и горше, пока наконец не дал полную волю своему отчаянию. Когда же рыдания стали стихать, а слёзы иссякли, Тим начал трезво и хладнокровно обдумывать своё будущее.

Он решил, что в следующее воскресенье снова поставит на какую-нибудь захудалую лошадь и выиграет много денег. Все деньги он отдаст мачехе, а сам просто убежит, бросив её и Эрвина. Может, наймётся юнгой на какой-нибудь корабль, может, ещё кем-нибудь. Насчёт денег ему беспокоиться нечего. Играть на скачках можно везде. А от богатства – теперь-то уж он знал это наверняка – всё равно никакой радости. Он отдал свой смех за то, что ему вовсе не нужно.

И тут же на берегу Тим принял ещё более важное решение: во что бы то ни стало он вернёт свой смех! Он отправится за ним в погоню и разыщет господина Треча, где бы тот ни скрывался, хоть на краю света.

Как было бы хорошо, если б в целом мире нашёлся хоть какой-нибудь человек – пусть пьяный кучер или полоумный бродяга, – с которым Тим мог бы поделиться своим решением! Самые сложные вещи иной раз становятся простыми, когда поговоришь о них с кем-нибудь. Но Тиму нельзя было ни с кем говорить об этом. Он должен был замкнуться в своей тайне, как улитка в раковине. Сложенный вчетверо листок бумаги, лежавший теперь вместе с деньгами в больших старинных часах, сделал его самым одиноким мальчиком на земле.

Тим стал думать об отце и о деньгах, скоплённых на мраморную плиту. И он решил ещё вот что: прежде чем навсегда покинуть город, он поставит плиту на могилу отца. Он понимал, что это будет не так-то просто, но твёрдо надеялся преодолеть любые трудности.

Теперь он спокойно поднялся со скамьи: у него был план; оставалось только привести его в исполнение. И план этот придавал ему силы.

8. ПОСЛЕДНЕЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Когда наступило воскресенье – последнее воскресенье, проведённое Тимом в родном городе, – мачеха уже за завтраком начала проявлять нетерпение Она сварила сегодня особенно крепкий кофе и пила его жадными глотками, но почти ничего не ела. Тиму она дала немного больше денег, чем он попросил. Нарядившись в своё самое шикарное шёлковое платье, вышитое цветами, она достала из шкафа лису, чтобы надеть её, когда будет выходить из дому.

– Ах, как любопытно, как любопытно, – тараторила она, – выиграем мы сегодня или нет?! Ты уже знаешь, Тим, на какую лошадь будешь ставить?

– Нет, – ответил Тим. И это была правда.

– Так ты ещё и не думал об этом? Хочешь ставить прямо так, с бухты-барахты?

– Тим уж знает, что делает! – заявил Эрвин. Успехи сводного брата на скачках внушали ему и зависть и уважение.

После завтрака они сели втроём в такси и поехали на ипподром. Едва выйдя из машины, мачеха бросилась было к окошку кассы. Но Тим сказал, что ему нужно сперва немного оглядеться, и мачеха сочла это вполне разумным – пусть потолкается в толпе, послушает, что говорят люди.

На ипподроме успели уже почти совсем позабыть Тима: ведь он целый год не играл на скачках. И всё же кое-кто его помнил; когда он проходил, некоторые зрители шептались, подталкивая друг друга локтями. Особенно большой интерес к Тиму проявлял какой-то человек с курчавыми тёмными волосами и странно колючими водянисто-голубыми глазами. Он вертелся вокруг Тима, словно верный пёс вокруг хозяина, и буквально не сводил с него глаз, как-то ухитряясь при этом оставаться незамеченным. Когда Тим начал читать список лошадей, человек этот встал с ним рядом.

– На Южного, кажется, никто не поставил! – заметил он как бы между прочим, даже не взглянув на Тима. – А ты что, тоже собираешься ставить?

– Да, – ответил Тим, – и как раз на Южного!

Теперь незнакомец повернулся к нему лицом.

– Очень смело, малыш! Ведь у Южного, можно сказать, никаких шансов!

– Увидим, – ответил Тим.

Ему вдруг почему-то захотелось рассмеяться. Но смеяться он не мог. Серьёзно и грустно смотрел он на незнакомца, который начал теперь подшучивать над смелым замыслом Тима и его надеждами на выигрыш. Он проводил Тима до самой кассы.

По дороге незнакомец всё продолжал шутить. Он подсмеивался над маленькими жокеями, внимательно вглядываясь при этом в лицо Тима. Но лицо Тима оставалось по-прежнему серьёзным.

Почти уже дойдя до окошка кассы, спутник Тима остановился; Тим тоже невольно замедлил шаг.

– Меня зовут Крешимир, – сказал незнакомец. – Я желаю тебе добра, малыш. Я знаю, что на этом ипподроме ты ни разу не проиграл. Случай редкий и удивительный. Можно, я задам тебе вопрос?

Тим поглядел в водянисто-голубые глаза незнакомца, и они показались ему странно знакомыми. Они напоминали ему кого-то, только он никак не мог вспомнить, кого именно.

– Пожалуйста! – сказал он. – Спрашивайте.

Не сводя глаз с мальчика, Крешимир тихо спросил: