TimeZero. Пепел обетованный

– Просто парень хотел поиграть с судьбой. «Мы все умрем» и «Сила и честь». Что ж, обе фразы для него оказались пророческими. Умер он, и правда, с честью. – Я засунул смарт за пояс, помолчал, собираясь с мыслями. – Давай собираться, Кир. Зови Тикки – опять небось убежал.

– Нет, я его сразу в мешок спрятала: он сонный был, почти не сопротивлялся.

– Ну и хорошо. Значит, можно идти. Сделаем сегодня еще полперехода, здесь оставаться опасно.

– Но ты же так и не отдохнул!!

– Успеется. Найдем хорошее место – на сутки встанем. И чем дальше от этой проклятой промзоны, тем лучше.

– А на старую дорогу, про которую ты рассказывал, скоро выйдем?

– На северо-запад не одна дорога идет. Две параллельные – совсем старое, довоенное еще шоссе и новая, но тоже заброшенная. Пойдем либо по первой, либо между ними. Сама видишь, что здесь творится. Чем меньше будем светиться там, где нас могут ждать, тем дольше проживем.

Кира вдруг протянула руку и коснулась рукояти смарта. Сказала совсем тихо, почти про себя, но я все же услышал:

– Зачем жить дольше других, если мы так и так все умрем? Кому это нужно?

– Твоим друзьям, родным, всем, кто тебя любит… – Я произносил слова, прекрасно понимая, что говорю в пустоту. Какие могут быть друзья у лабораторной крысы? Какие родные, если отец сам продал ее научникам Вавилонского центра?

– А если некому любить?

Я обнял Киру за плечи. Она прижалась ко мне, уткнулась носом в плечо и всхлипнула.

– Будет кому. Некоторые из нас ради того и живут, чтобы однажды найти любовь. Или вернуть потерянную.

Заброшенное шоссе Оазис – Новая Москва. Озеро у разрушенного портала

Локальные координаты 122924

Кольцевой заслон

Локальные координаты 122124

Весь долгий дневной переход Кира выглядела подавленной. Молчала в пути, молчала и на дневке. Я не лез с расспросами – в ее возрасте самое время задаваться философскими абсолютами. Простыми, но нерешаемыми задачками из серии «кто мы?», «зачем живем?» и «что оставим после себя?». В Вавилоне ей явно было не до того.

Меня же в данный момент больше волновали преследователи. И пусть запутанная дорожная сеть промзоны Оазиса осталась позади, купол совсем недалеко – два дня пути максимум. Догнать нас не составит никакого труда. Или перекрыть патрулями прямую, как ствол баррета, дорогу на Москву.

До старого шоссе оставалось еще километров девяносто – примерно три перехода. Напрямую выходило короче, но, если верить карте, там неосторожного путника ждал многокилометровый заслон со стичами и вжиками. Конечно, не сталкеру их бояться, однако в пустыне чаще спасает не безрассудная смелость, а холодный расчет. У заслона нас очень легко зажать в угол: отстреливаться разом от погони и от стичей – удовольствие не из приятных. Патроны из воздуха я делать не умею.

Поэтому пришлось пройти немного по главной дороге – рядом не было ни развалин, ни чьей-либо драгоценной недвижимости, и я решил рискнуть. Потом мы свернули на заброшенный частный тракт, уходящий в пески, обогнули на безопасном расстоянии дымящий заводик какого-то маленького клана и растворились в пустыне.

Ловите теперь, кому интересно!

Но расслабляться ни в коем случае не стоило. Вряд ли наши друзья, взяв след у Оазис-портала, так уж сразу откажутся от лакомой добычи.

Да и пустыня сама по себе – тоже не курорт. Ходить по ней учатся годами, если не исчезают бесследно в первые месяцы. Что уж говорить о Кире? Ей, как самому настоящему новичку, приходилось несладко: ночной холод сменялся одуряющим зноем, песок забивался в волосы, в одежду и ботинки, резал глаза и скрипел на зубах. К тому же я, заметив, что она не слушает моих советов и совершенно не экономит воду, отобрал у нее флягу. И оставался глухим к самым умоляющим просьбам, негодующим выкрикам и даже угрозам.

– Андрей, дай попить! Пожалуйста…

– На привале.

– Но я пить хочу! Сколько можно издеваться! Андрей! Ты меня уморить хочешь?

– Выпьешь все – сама за полдня уморишься. Без посторонней помощи.

– Зачем я только с тобой связалась?! Спокойно дошла бы сама! И с водой бы не мучилась! Если б я только знала, что ты будешь так надо мной издеваться!

Я не напоминал Кире, что она клятвенно обещала во всем меня слушаться. Зачем? Просто отмалчивался. Или советовал поберечь силы:

– Кира, не буянь. Будешь много говорить – во рту пересохнет, а до привала еще долго.

– Да у меня уже сто лет как пересохло!

Утром на дневке она залпом выпивала отмеренную дозу в две крышечки, с ненавистью смотрела, как я завинчиваю фляги и снова убираю в рюкзак. После чего поворачивалась спиной и молча ложилась спать, как можно дальше от меня. Тикки пристраивался у нее в ногах. По-моему, в эти дни он тоже меня разлюбил.

Но – и тут Кира честно придерживалась обещания – она никогда не пыталась забраться в мой рюкзак и выпить хотя бы немного воды, пока я сплю.

Слишком гордая потому что. Ну-ну.