Тимоти Лири: Искушение будущим

У нас с ним был одинаковый режим. Он, также как и я, верил, что «после полуночи все может случиться».

Только на прошлой неделе он позвонил мне в 2:30 ночи, чтобы сказать, что переезжает на ранчо в Никарагуа через несколько дней и что пришлет мне по факсу свой новый телефон. Что он и сделал. И я думаю, что он передал его по факсу и доктору Кизи.

Разумеется. В доме много комнат. И Тим знал большинство из них. Мы никогда не узнаем пределов его дьявольского видения, никогда не узнаем количества жизней, к которым он присосался в своих диких и неестественных страстях.

Иногда мы спорили, но в финале всегда приходили к миру. Тим был Чифтэйном, вождем клана. Он прошел по земле и оставил отпечатки своего элегантного копыта на жизнях всех нас.

Он забыт теперь, но не навсегда. Скоро мы вновь увидим его. Наше племя стало на одного меньше. В нашем круге недостает одного звена. Еще одно имя прибавилось в свитке славы истинных воинов, которые увидели великий свет и бросились вслед за ним.

ИСТОРИЯ HARVARD CRIMSON

Интервью, взятое Робертом Форте у Эндрю Вейля[100]

Р. Ф.: Доктор Вейль, прежде всего, спасибо, что нашли время, чтобы принять участие в этой книге о Тиме. Можно ли найти лучшее место для того, чтобы вспомнить те гдни, чем это горное убежище на вершинах Биг-Сура? Мой первый вопрос будет таким: можно ли сказать, что психоделические наркотики помогли превратить вас из страдающего от избыточного веса гарвардского любителя сигар в одного из ведущих врачей мира — в автора бестселлеров в области медицины?

Э. В.: Я не был такой уж любитель сигар. Я ими не затягивался, чтобы избежать острого никотинового отравления. Я принял мескалин первый раз осенью 1960-го, в свой первый год в Гарварде, и ничего особенного не по-чувствовал. Я повторил через несколько недель, и на этот фаз это был очень глубокий опыт. Я не особенно знал, что мне с ним делать, и берег его все мои гарвардские годы, пока не вернулся к экспериментам с психоделиками во время прохождения практики в Сан-Франциско. И, да, я должен сказать, что они очень помогли в мне, особенно в возрасте около двадцати восьми лет. Они вывели меня на путь экспериментирования во многих областях моей жизни; что, в конечном счете, и сделало меня тем, кем я сегодня являюсь.

Р. Ф.: Вы думаете, они из-за этого вне закона?

Э. В.: Я думаю, они нелегальны из-за того, что власти чувствуют, что в них есть сила, способная преображать людей и заставлять их ставить под вопрос множество ограничивающих верований, которые превалируют в нашем обществе.

Р. Ф.: Это более весомая причина, чем их биологическая или психологическая опасность?

Э. В.: Их биологическая опасность ничтожна. Фи-зилогически они самые безопасные из всех наркотиков. Психологическая опасность, я думаю, более реальна. Я встречал людей, которые действительно пострадали от приема психоделиков, и, думаю, это серьезная проблема. Но я полагаю, что офицальная реакция на них непропорциональна риску вреда от их употребления, так что, думаю, здесь замешано что-то еще.

Р. Ф.: Я не ошибаюсь, что это вы как-то сказали, что величайшая наркотическая проблема в Западном мире, возможно, это наркотики, предписанные медициной?

Э. В.: Нет, я говорил, что алкоголь и табак, в смысле вреда для здоровья, это наша величайшая проблема; кроме того, я думаю, что есть много лекарств, предписываемых медициной, которые наносят большой вред здоровью.

Р. Ф.: Сравнительно с психоделическими наркотиками можете вы сказать, что вред, наносимый нашему обществу предписанными медициной лекарствами больше, чем психоделическая «проблема»?

Э. В.: Это неправомерное сравнение. Я думаю, тут скорее можно было бы сравнивать вред от алкоголя и табака — которые являются легальными наркотиками, — чем рассматривать вред от предписанных лекарств. Из психоактивных препаратов, думаю, наиболее бездумно и широко предписываются бензодиазофины — вали-ум и его родственники; эти действительно наносят огромный вред. Они влекут серьезное привыкание, ослабляют память и интеллектуальную функцию, и при этом раздаются направо и налево, как конфеты. Это наиболее важная категория наркотической зависимости, создаваемой самими врачами.

Р. Ф.: Вы были в Гарварде во время увольнения оттуда Тима и играли в этой истории какую-то роль.

Э. В.: Я думаю, скорее, у меня была какая-то роль в случае Дика Алперта. Тим ушел сам. Это одно из заблуждений, укоренившихся в истории, что Лири был уволен из Гарварда. Никто его не увольнял. Он ушел по своей воле. Ричард Алперт действительно был уволен, и репортерское расследование, которое я опубликовал в студенческой газете, несомненно сыграло в этом свою роль. Это увольнение и публикации в прессе о нем и о Лири привлекли внимание и слились воедино в сознании среднего класса. Эти новости были на первой полосе NewYork Times, и это было первый раз, когда многие американцы впервые услышали об этих наркотиках. Это было главное событие в моей жизни, так же как в жизнях Алперта и Лири.

Р. Ф.: Какое событие?