На это ни у дона Гонсалеса, ни у дона Гомеса, ни у дона Альфонсо Паэса де Санта-Мария не нашлось ничего в ответ. Все трое растерянно и заворожённо смотрели на страшное чудовище, восседающее против них, настолько уверенное в своём могуществе, что не было никаких сомнений — он действительно завоюет Китай, а потом придёт в Европу и станет покорять одну страну за другой — Византию, Венгрию, Италию, Священную Римскую империю, Францию, Англию, Испанию…
— Хотел спросить у послов, — сказал Тамерлан после некоторого молчания. — Проезжали ли они через Султанию и виделась ли с моим сыном Мираншахом?
Когда послам перевели этот вопрос, они несколько воспрянули духом, обрадовавшись, что разговор перескочил на более реальную тему, закивали головами.
— Ну и как он, мой Мираншах? — спросил Тамерлан. — Не произвёл ли он впечатления человека, повредившегося в уме?
— О нет, — снова обрёл дар речи дон Альфонсо. — Сеньор Мираншах весьма и весьма учтив и отличается мудростью. Мы застали его за важным занятием — он сносил старый квартал города, чтобы на его месте возвести новый.
Слышавшие этот ответ со вздохом переглянулись между собой. Давно уже доходили до Самарканда слухи о том, что третий сын Тамерлана, Мираншах, повредился в уме и высшим наслаждением для него стало смотреть, как ломают дома. Этому дикому и безрассудному развлечению он мог предаваться часами.
Тамерлан сильно опечалился.
— Значит, ломает… — пробормотал он. — Покуда его отец строит, он ломает… Отец… строит… Отец много понастроил. А скажите-ка мне ещё, уважаемые послы, вы видели по пути ко мне какие-нибудь совсем необычные строения?
— Что именно имеет в виду сеньор Тамерлан? — снова растерялся дон Альфонсо.
— Ну, к примеру, башни из человеческих черепов.
Дон Альфонсо проглотил от страха язык. В его памяти всплыла одна такая башня на полпути от Султании до Рея[103]
, стоящая посреди развалин некогда большого селения, которое Тамерлан приказал сровнять с землёй за непокорность его жителей.— Мы видели такие башни, — ответил вместо дона Альфонсо дон Гонсалес. — Они производят впечатление.
Тамерлан неожиданно остался полностью удовлетворён таковым ответом и, обращаясь к своим придворным, громко объявил:
— Дети мои! Взгляните на этих замечательных посланников, которых мой сын, эмир Толедо, самый лучший из всех франкских государей, направил ко мне, дабы засвидетельствовать свою горячую любовь. С этого дня я приказываю считать франков одним из великих народов на земле и благословляю сына моего, эмира Энрике. Дорогие послы, я благодарю вас за привезённые дары, но поверьте, я был бы рад, если бы вы даже приехали с пустыми руками, а только с одним сообщением о том, что мой сын Энрике жив и здоров.
Когда всю эту, столь неожиданную уже, любезность перевели послам, у них закружилась голова от счастья. Они все трое разом вскочили и стали низко кланяться. Дон Альфонсо даже рванулся было облобызать руку великого эмира, но вовремя вспомнил, что у чагатаев это не принято. Тамерлан велел вести послов на холм, расположенный за дворцом. Там, в тени высоких карагачей, уже был расстелен огромный дастархан.
— Ну а теперь мы хотим побеседовать с послом из Китая, — сказал Тамерлан, надкусывая сочный персик.
Глава 11
Тамерлан оказывает приём послу китайского императора
— И это всё? — спросил Тамерлан, рассматривая огромную керамическую рыбу величиной с добротного тигрского сазана, расписанную белыми, голубыми, синими и серебристыми красками.
— Она даже не фарфоровая, — сообщил минбаши Джильберге, сопровождавший подарок от китайского императора.
— Каково же её предназначение? Это сосуд для вина?
— Увы, хазрет, — отвечал немец, — она цельная и ничего нельзя поместить внутри неё.
— Значит, в ней кроется какой-то смысл, — задумался Тамерлан, — Этой рыбой хан Тангус[104]
хочет что-то веское сказать мне. Тем более что, кроме неё, не прислал никаких других подарков. Эй, мудрецы! Что может значить эта рыбина?Придворные задумались вместе со своим государем. Мавлоно[105]
Абдулла Лисон предположил, что это, возможно, не просто рыба, а какой-нибудь необычный инструмент — геометрический или астрономический. Другой мавлоно, Алаутдин Каши, высказался за то, что это эталон какой-либо весовой единицы. Окбуга Мирза сделал более простое предположение:— Китай — это наш будущий улов. Улов — рыба. Хан Тангус хочет показать, что он готов подарить свою империю нам.
— В таком случае он бы прислал огромную глиняную хрюшку, — усмехнулся подошедший в это мгновенье Ахмад Кермани.
— О! Ахмад, ты как раз вовремя, — оживился Тамерлан. — Каково будет твоё предположение насчёт этой рыбы? Что имел в виду проклятый хан Тангус, посылая мне эту дуру?
— Возможно, что он наслышан о твоих намерениях идти на него войной и остаётся при этом холоден, как рыба, — ответил Ахмад.
— Я думал, ты скажешь что-нибудь смешное, — разочарованно прогудел Тамерлан.
— Что может быть смешнее этой рыбы самой по себе! — усмехнулся стихотворец.