Тимур. Тамерлан

Шуин вдруг отчётливо вспомнилась её последняя ночь с Тамерланом, самая лучшая, после которой государь сказал, что больше не хочет делить с ней ложе, а биби-ханым тогда же, утром, со смехом сказала: «Ты, кажется, говорила мне, что Шуин по-китайски — “непорочный лепесток”? Вот и верь после этого в силу имён!»

Она вошла в шёлковый расписной павильон почти одновременно с секретарём Тамерлана, мирзой Искендером, который, пользуясь тем, что хазрет напился, ночевал в обществе своей жены и лишь под утро поспешил на своё место. Шуин не могла взять в толк, почему Тамерлан так доверяет этому урусу, — вот уже полгода ни на шаг не отпускает Искендера от себя. Насколько же симпатичнее был Гайасаддин Ани! И, говорят, такую книгу огромную написал про то, как была завоёвана Индия. Однако ж, гляди-ка, не угодил чем-то. А этот хлыщ угодил…

— Искендер, — окликнула Шуин мирзу. — Любезнейший Искендер, моя госпожа просила осторожно разведать, не проснулся ли ещё великий государь и в каком он настроении.

— Хорошо, — кивнул Искендер, — через несколько минут я дам вам знать, примерная Шуин.

«Примерная Шуин! — мысленно возмутилась служанка. — Мог бы и почтенной назвать, язык бы не отвалился». И стала ждать.

Тем временем Искендер прошёл мимо бдительно стоящих на страже нукеров и вступил в середину павильона, ограждённую высоченными ширмами, крепящимися к толстым золотым столбам. Дверью в это внутреннее помещение павильона служили резные деревянные врата христианского храма, вывезенные из Византии во время похода против султана Баязета. Разделённые на шесть отсеков, врата эти несли на себе шесть резных и позолоченных изображений — воскрешение Лазаря, Вход Господень в Иерусалим, Сошествие во ад, Христос и апостолы у престола Всевышнего, Небесный Иерусалим и Успение Богородицы. Такие же изображения он видел в юности на вратах Успенской церкви в городе Урзане улуса Джучи[116].

Искендер с улыбкой перекрестился на святые изображения, затем с опаской поглядел на стоящего поблизости нукера, но тот ровным счётом никакого внимания не обратил на немусульманский поступок мирзы. Потянув за кольцо, вставленное в пасть льва, Искендер открыл дверь и вошёл туда, где спал Тамерлан. Точнее, уже не спал. Он лежал на спине и смотрел в небо, открывающееся в потолке, — лазурный клочок предрассветного неба. Две наложницы-хиндустанки спали рядом, по обе стороны от завоевателя их родины, залившего Индию кровью по колено. Неподалёку, на другом ложе, также в окружении двух хиндустанок, спал внук Тамерлана, двадцатидвухлетний Халиль-Султан, сын Мираншаха и Севин-бей. Когда-то, завоевав Хорезм, Тамерлан приказал хорезмийскому хану выдать свою племянницу Севин-бей за старшего тимурида, Джехангира. Она была внучкой знаменитого Узбек-хана, и по ней Джехангир стал гураганом, то есть ханским зятем. После смерти Джехангира Севин-бей вместе со всем гаремом покойного перешла к третьему сыну Тамерлана, Мираншаху, и стала рожать детей ему.

Лежащие рядом с Халиль-Султаном наложницы были полностью обнажены, а значит, в отличие от деда, внучок этой ночью не ограничился целованием плеч и грудей красавиц.

Завидев Искендера, Тамерлан довольно бодро приподнялся над своим ложем и спросил:

— Который час?

— Скоро субх, — ответил Искендер и добавил: — Который хазрет, вероятнее всего, оставит сегодня побоку.

— Вероятнее некуда, — вздохнул Тамерлан ради приличия, но явно нисколечко не жалея о том, что пропустит утреннюю молитву. — Нет ли там поблизости глотка бузы? В последнее время в моей столице стали варить просто-таки отменнейшую ячменную бузу.

— Разумеется, есть, — ответил мирза. — Я как раз принёс обладателю счастливой звезды полный кувшин ледяного напитка, сваренного три дня назад.

— Именно три дня, именно, — весело забормотал Тамерлан, принимая из рук своего секретаря серебряный кубок, до краёв наполненный пенистым пивом. — На четвёртый и пятый день буза теряет свои ароматные свойства, на первый и второй она ещё не успевает их приобрести. Ну, во имя Аллаха, всемилостивого и милосердого!

Одна из наложниц проснулась и с любопытством стала смотреть, как двигается кадык повелителя под мощными глотками. Осушив кубок, Тамерлан крякнул и весело улыбнулся, подмигивая красотке, нисколько не стыдящейся своей обнажённой груди, а даже напротив, видимо, очень гордящейся её пышностью.

— Сегодня понедельник? — спросил Тамерлан.

— Нет, вторник, — возразил Искендер. — День планеты Миррах.

— Мой любимый день недели, — сказал Тамерлан, гладя наложницу по щеке, шее, груди. — Ну что, глупышка? Все твои мысли об одном. А мои — о другом. Знаешь ли ты, что я всегда выхожу в поход по вторникам? И когда шёл на Индию, чтобы привезти тебя сюда, моя кошечка.

— Судя по всему, с минуты на минуту явится биби-ханым, — как бы между прочим обронил Искендер.