Типа я. Дневник суперкрутого воина

– Всякие свои дела, – ответил я, лежа на диване.

Он сел рядом.

– Мама сказала, что за последние дни ты сделал много открытий. Нашел семью ее бывшего мужа, нашел своего дядю. Я не знаю, что надо сказать, наверно, ты не должен был так рано это все узнать. Ты молодец, но это неправильно, – улыбнулся он. – Ты еще маленький воин, чтобы ездить туда-сюда по городу один. Больше так не делай, хорошо? – сказал он.

Я не хотел договариваться, но, обдумав все, что произошло, все-таки согласился, что это опасно, учитывая наши собачьи приключения. Если бы дома кто-нибудь узнал, через что мы прошли, это бы закончилось серьезными разборками. Может, мне устроили бы даже домашний арест, и пришлось бы сбежать из дома и жить на улице. Я кивнул.

– Ну тогда хорошо. Мы это обсудили. Еще я хотел тебе сказать, что слова, которые ты наговорил маме вчера, очень плохие. Это хуже оскорблений.

– Она сделала плохую вещь, – объяснил я.

– Я знаю, она все рассказала вчера. Да, она не права, но она мама, а любая мама пытается разобраться в том, что творится в голове сына. Что бы ты ни говорил, она твоя мама. Ты сделал ей очень больно, когда сказал про нашу семью.

– Тебе легко говорить. Она твоя мама, и вы любите друг друга, потому что вы настоящая семья, – сказал я недовольно.

– Невнимательный воин, – усмехнулся Ахмед. Я привстал, не понимая, почему он смеется. – Когда я сюда зашел, я сказал: круто, что ты нашел семью бывшего мужа мамы. Почему я говорю «муж мамы», а не «папа»?

– Он не твой папа… – сказал я. А ведь в самом деле, как я мог забыть? У нее же не могло быть детей.

– Так точно, детектив.

– А если ты не ее сын, тогда чей?

– Ну… – Ахмед развел руки в стороны, как будто повторил смайлик. – Не знаю и никогда не узнавал. Девятнадцать лет назад, не помню какого там сентября, рано утром кто-то оставил маленькую лялю у входа в детский дом. Лялю завернули в черное полотенце с желтыми цветочками, видел такое?

– Оно лежит у тебя на полке!

– Да. Никто меня не брал во многом из-за проблем с дыханием. Я тяжело дышал, и многие говорили, что я слабенький, болезненный ребенок. Так и было, я был худой как спичка, все время чем-нибудь болел. Мне кажется, что в то время у меня уже даже было ощущение, как будто все смотрят на меня, как на мертвяка. Типа этот мальчик долго не проживет. Но я прожил один год, потом второй год, потом восемь лет. Тогда меня и взяла мама. Женщина без мужа, медсестра, которая решила, что будет за мной ухаживать. Я начал бегать, сперва мало, потом много, потом тренироваться и к двенадцати годам вообще забыл, что когда-то чем-то болел. А когда мне исполнилось шестнадцать, мама взяла другого раненого птенчика, – брат щелкнул меня по уху. Я не хотел хихикнуть, но получилось, что хихикнул. – Вот и скажи мне, безымянный воин, у которого нет брата и нет мамы, который живет сам по себе, который сам себе готовит еду три раза в день, который сам стирает свою одежду, и сам делает уборку, и лечит себя, когда болеет, и обнимает себя, когда плохо, и каждый день говорит сам себе, что любит тебя, а в чем между мной и тобой разница? Между нами нет никакой разницы. Все, что получаю я, получаешь и ты. Поэтому я вообще не понимаю, когда ты говоришь, что я родной, а ты нет. Я сын твоей мамы, безымянный воин, а ты мой странный братан.

Я промолчал, думал, что ему ответить, но ничего не приходило в голову, несмотря на правило воина, что у меня всегда на все должен быть ответ. Брат встал со стула и сказал:

– На самом деле между нами есть разница, и я понимаю, что тебе тяжелее, потому что у меня не произошло того, что произошло у тебя. И конечно, будь я на твоем месте, я бы скучал по маме, настоящей маме, потому что ты ее видел, потому что ты ее помнишь, а у меня не так. Я помню только работников детского дома, и все. Поэтому, братан, скучай по маме, это ничего, это нормально, но мамы бывают разные. Есть мама, которая тебя родила, есть мама, которая заботится о тебе и любит тебя и, блин, реально каждый день говорит, что любит тебя бесконечно. Вспомни хоть один день, чтобы она не сказала, что тебя любит. Она никогда не заставит тебя считать себя твоей мамой, и, ты же видишь, она никогда в жизни не просила тебя называть себя мамой. Она знает, что у тебя в сердце есть другая мама, и она туда не лезет. Она просто тебя любит, и все. Понимаешь? Никто в этом доме никогда не будет заставлять тебя называть ее мамой, а меня братом, это твое дело. Но для меня ты брат, а для нее ты сын. Все, слишком много я соплей развел. Ну я, понятно, обычный человек, а ты безымянный воин, – брат подмигнул мне, и я усмехнулся и вытер дурацкие капли. То есть я хотел сказать: ТИПА брат подмигнул мне…

Он вышел из комнаты, я полчаса смотрел на дверной проем. Думал обо всем и ни о чем.

– У тебя самый бомбовый брат из всех братьев, – сказал Крутой Али.

– Ты что, плачешь, Крутой Али?

– Нет, мне просто кое-что в глаз попало.

– Наверно, песчинка, мне тоже часто попадает.

– Чтобы у меня глаза мокрые стали, бревно должно попасть в глаза!

– Ты крутой, Крутой Али.

– Ну да.