Тирант Белый

Не думайте, будто инфанта смогла как следует молиться во время сей мессы, глядя на Тиранта и на его товарищей, роскошно одетых по французской моде. Тирант же, вдоволь насмотревшись на необыкновенную красоту инфанты и сравнив ее со всеми дамами и девицами, которых когда-нибудь случалось ему видеть, решил, что никогда не встречал он прежде и не встретит впредь ни одной, столь же щедро одаренной природой, как она, ибо в ней в совершенстве воплотились благородство, красота, изящество, была она сполна наделена и богатствами, и великими знаниями, а потому казалась более ангелом, чем земным существом; созерцая ее женственный и хрупкий облик^[277], убеждался он, что ничего более гармоничного природа не способна создать и что невозможно найти изъяна в ней ни в большом, ни в малом. Тиранта привели в восхищение ее белокурые волосы, что сияли словно золотые нити, разделенные на две равные части прямым пробором, который обнажал белоснежную кожу; восхищался он и ее бровями, будто нарисованными кистью художника: несколько приподнятые, они не были ни слишком темными, ни слишком густыми, но совершенно безупречными; еще более восхищен был он ее глазами, что казались двумя звездами, сияющими подобно самоцветам; ее взоры, не будучи слишком настойчивыми, излучали доброту и говорили о том, сколь уверена она в себе; нос ее был тонким и изящным, ни чересчур большим, ни чересчур маленьким для ее прекрасного лица исключительной белизны, словно позаимствованной у лилий и роз; губы ее были красными, как коралл, а зубы — белыми, мелкими и частыми, будто из хрусталя. Чрезвычайно восхищен был Тирант ее руками без единого изъяна, белоснежными и столь пухлыми, что ни одна косточка не выпирала, а также длинными и тонкими пальцами с удлиненными ярко-красными ногтями, накрашенными хной.

По окончании службы все вернулись во дворец, шествуя в прежнем порядке. Тирант распрощался с Императором и с дамами и вместе

со своими людьми вернулся к себе в палаты. Там вошел он в свою комнату и бросился на кровать, думая о дивной красоте инфанты. Из-за ее обходительности страдал он лишь сильнее и теперь испытывал боль во сто крат острее, исторгая из груди бесконечные стоны и вздохи.

Вошел Диафеб и, увидев, до чего Тирант удручен своими страданиями, принялся его утешать:

Господин Маршал, вы — самый странный рыцарь на свете. Ведь на вашем месте любой был бы на седьмом небе от счастья, увидев свою госпожу и те особые знаки внимания, которые она оказала именно вам, а не многочисленным сеньорам, бывшим в церкви, ибо после того, как она, в присутствии всех, столь милостиво и с такой любовью послала вам бархатную подушку, на которой сидела сама, вы должны возгордиться как никто другой. А между тем вы, вопреки здравому смыслу, ведете себя совсем иначе и выказываете свою неблагодарность.

Тирант, видя, как старается Диафеб его утешить, ответил голосом, исполненным муки.

Глава 120

О любовных сетованиях Тиранта ^[278].

Острейшая боль, которую испытывает моя душа, происходит оттого, что я люблю, но не знаю, буду ли любим. Среди всех страданий именно это меня больше всего приводит в отчаяние, и сердце мое стало холоднее льда, ибо нет у меня надежды добиться того, что я желаю, потому как фортуна никогда не бывает благосклонна к тем, кто любит истинной любовью. Кому как не вам знать, в скольких боях и поединках я сражался, и никому не под силу было меня превзойти и победить? И вот теперь от одного лишь вида этой девицы я сражен и повержен на землю, не будучи в силах оказать ей ни малейшего сопротивления! И ежели она причинила мне боль, то у какого врача найду я от этой боли лекарство? Кто пошлет мне жизнь, или смерть, или истинное спасение, как не она сама? Откуда взять мне мужества и слов, чтобы склонить ее к жалости, если она своим величием превосходит меня во всем, а именно в богатстве, благородстве и во власти? И если любовь, владеющая весами, что уравновешивают волю двух любящих, не склонит в мою сторону ее возвышенное и благородное сердце, я погиб, ибо, как мне кажется, все пути к спасению для меня закрыты, потому я и не знаю, какому мне последовать совету в этом несчастье.

У Диафеба не было более сил слушать столь горестные речи Тиранта, и он ответил следующее.

Глава 121

О том, какие доводы приводил Диафеб, утешая страдающего от любви Тиранта.