Тирант Белый

Ваше Величество, прошу вас отпустить меня на свободу, ибо тот, кто стережет пленников, и сам в плену, ведь каждый из них рвется проявить свое мужество в ущерб благородству; а посему я желал бы, чтобы вы забрали этих пленных к себе, ибо охранять их весьма опасно: хотя и побежденные, честь свою они желают сохранить. И поскольку люди посвященные убедятся, что я выполнил долг верности, то рассудят — каждый со своей стороны, — что я поступил справедливо или нет, но не без основания на то. И дабы желание мое с вашим согласовано было и осталась бы о сем память в будущем, я прошу нотариусов составить о том свидетельство и предать его оглашению. И ее высочество Принцессу Греческой империи, а с ней — несравненную Эстефанию Македонскую, добродетельную Заскучавшую Вдову, а также — самое красноречие — Усладу-Моей-Жизни и, наконец, достойнейшую, щедрейшую и блаженнейшую Императрицу, источник всех благородных знаний, прошу я засвидетельствовать, что я вернул свой долг, доставив пленников.

Когда документ был составлен, Император принял от Диафеба пленников и долго расспрашивал его, как обходился с ними Тирант и что за честь им оказывал. Диафеб рассказал ему, каким образом содержал их Тирант, и тогда Император приказал поместить их в самые надежные башни своего дворца.

Когда Диафеб увидел, что настало время поговорить с Принцессой, то отправился он в ее покои и нашел ее там в окружении всех дам. При виде его Принцесса поднялась и направилась к нему навстречу. Диафеб же поспешил к ней, преклонив колени, поцеловал ей руку и сказал:

Поцелуй сей — от того, кого Ваше Величество заточило в еще более прочные башни, чем привезенных мною пленных.

В это время подошли к ним придворные девицы, и Диафеб не смог ничего добавить, боясь, как бы они его не услышали. Но Принцесса взяла его за руку, отвела к окну и усадила его там. Сев рядом с ним, она позвала Эстефанию, и Диафеб сказал следующее:

Если бы море превратилось в чернила, а песок — в бумагу, то все равно, я думаю, их не хватило бы, чтобы описать свидетельства любви и нежности, а также многочисленные пожелания, которые щедрый и доблестный Тирант посылает вам. Ведь все начинания проясняются, когда достигают цели, и тогда-то и видим мы, кто есть кто, и награждают и карают каждого по его делам; любовь же, сама, опасностей не таит, но храбрый рыцарь не ведает, смерть или слава будут ему наградой. И не стоило бы вам так любить жизнь, если бы не узнали вы любви столь замечательного Маршала, какой имеется теперь у вас, того самого, что лишился свободы, увидев вас. Я расскажу о той части его жизни, с коей не сравнится жизнь ни древних глубоко почитаемых рыцарей, ни нынешних, ни каких бы то ни было еще. И никто, кроме него, не достоин получить от вас награду.

Сказав так, Диафеб умолк.

Принцесса не медля ответила ему с любезной улыбкой:

Дабы намерения мои вам были яснее, скажу я вот что: вы хотели бы получить спасение с единственной целью, о которой известно одному Богу; люди же судят других по делам, и за них-то и порицают вас все благородные дамы, ибо то, что делается с дурным умыслом, никогда не бывает безупречным. Ах, дорогой брат Диафеб! Я была бы на вашей стороне всю жизнь, если бы вы слыли хорошими и настоящими рыцарями, если бы не подвело вас рыцарское мужество, за которое смогут вас хвалить и славить знатоки по всей вселенной. Что же до пожеланий, которые вы мне доставили, то я пребываю в изумлении, как могли вы довезти на ваших плечах столь тяжелый груз, однако принимаю их как вассал от своего сеньора. Моих же пожеланий в ответ — ровно вдвое больше и еще одно.

При этих словах Принцессы вошел Император и, увидев, что Диафеб беседует с его дочерью, сказал:

Клянусь прахом моего отца, нет ничего приятнее, когда девушкам нравится слушать о подвигах добрых рыцарей.

И попросил он свою дочь покинуть покои и пойти на главную рыночную площадь. Что она и исполнила. Диафеб сопроводил Императора, а затем вернулся, дабы проводить Императрицу и Принцессу. Когда пришли они к рынку, то увидели огромный помост, покрытый шелковой и шитой золотом тканью, который приказал соорудить Император. После того как расселись дамы, усадил Император всех городских старейшин, распорядился привести всех пленных и приказал им всем — как маврам, так и христианам — сесть на землю. Сели все, кроме герцога Андрийского, который сказал:

Я привык сидеть как благородный сеньор, а вы хотите сделать из меня покорного раба? Ни за что я не опущусь на землю. Вы, разумеется, можете приказать мне подчиниться, но сердце мое никогда не заставите чувствовать по-вашему.

Когда Император увидел это, приказал он позвать судебных исполнителей, дабы они усадили герцога, предварительно связав его по рукам и ногам. Что и было исполнено. Когда все сели и установилась тишина, Император приказал зачитать приговор, который был следующего содержания.

Глава 146^[380]

О тoм, какой приговор вынес Император взятым в плен рыцарям, герцогам и графам.