Тирант Белый

Сеньор, высшее благо, кое имела я в этом мире и еще и поныне люблю больше всего на свете. Истинно говорю вам, что, мучимая бессонницей, я наконец уснула и тут же привиделось мне, будто я в одной рубашке и коротком платье зеленого бархата, подбитом собольим мехом, вышла на крышу, чтобы сотворить свою обычную молитву трем волхвам. И, прочитав сию праведную молитву, услышала я чей-то голос, сказавший мне: «Не уходи, ибо на сем месте ниспослана будет тебе милость, которую ты испросила». И тут же увидала я моего горячо возлюбленного сына, окруженного множеством рыцарей в белых одеждах. И вел он за руку Ипполита. Подойдя ко мне, оба взяли меня за руки и поцеловали их, намереваясь затем поцеловать и мои стопы, но я воспротивилась. И, сев прямо на крышу, долго вели мы утешительные беседы, доставившие мне большое наслаждение, — столь большое, что никогда мое сердце о них не забудет. Затем, взявшись за руки, вошли мы в опочивальню. Мы с сыном легли на ложе, я положила руку ему под голову, а его губы касались моей груди. Никогда еще не снился мне такой приятный сон. Сын мой говорил мне:

«Сеньора, поскольку в сем презренном мире не можете больше вы иметь сыном меня, считайте своим сыном моего брата Ипполита, которого я люблю так же, как сестру свою Кармезину». Говорил он это, лежа подле меня, а Ипполит в знак смирения стоял на коленях посередине комнаты. Я спросила сына, где он пребывает ныне, он же сказал, что в раю, среди рыцарей-мучеников, потому как умер в сражении с неверными. А более ничего не успела я его спросить^[560], ибо Элизеу разбудила меня голосом еще более громким, чем трубный глас. Разве не говорил я вам, что все ее речи — только о сыне? — спросил Император.

Ах, сеньор, мне ведь тяжелее всех! — воскликнула Императрица. — И он лежал вот тут, у меня на руке. Его прекрасные губы касались моей груди. Утренние же сны по обыкновению своему — вещие. Я думаю, что ему еще не время было исчезать. Я хотела бы попробовать вновь уснуть: вдруг он опять со мной заговорит и вернется ко мне прежнее наслаждение.

Прошу вас, выбросьте из головы все эти бредни, — сказал Император. — И если вам лучше, то вставайте с постели. А тот, кто вашим россказням доверяет, рассудок совсем потеряет.

Умоляю вас, сеньор, — сказала Императрица, — во имя моего спасения и наслаждения, которое уповаю я вновь обрести, дайте мне еще немного отдохнуть, а то у меня глаза слипаются оттого, что я не выспалась.

Ваше Величество, вы можете не волноваться и уйти, — сказали лекари. — Дадим сеньоре Императрице поспать, потому как, если мы лишим ее этого удовольствия, неудивительно будет, если ее болезнь усилится.

Император ушел, и всем дамам приказано было покинуть опочивальню, кроме Элизеу, которая осталась.

Когда двери за ними закрылись, Императрица вернула из комнатки Ипполита и сказала девице:

Поскольку судьбе было угодно, чтобы ты обо всем узнала, я приказываю тебе во всем угождать Ипполиту, словно мне самой. Побудь в комнатке, покуда мы с ним не выспимся, и тогда станешь моей любимицей. Я выдам тебя замуж лучше всех других девиц, а Ипполит одарит тебя столькими богатствами, что ты будешь весьма довольна.

Пусть Господь отвернется от меня, если я захочу служить Ипполиту и тем более — любить и почитать его, — ответила Элизеу. — Лишь чтобы исполнить просьбу Вашего Величества, я это сделаю. А иначе я бы и иголки не подобрала с полу ради него. Говорю вам, что возненавидела Ипполита сильнее, чем кого-либо, едва увидев его лежащим рядом с вами. О, как бы мне хотелось, чтобы свирепый лев выцарапал ему глаза, изуродовал лицо и порвал всего на куски!

Ипполит же сказал ей:

Милая девица, и в мыслях не было у меня обидеть вас. Я желаю лишь угождать вам и сделать для вас больше, чем для других.

Угождайте другим, а обо мне не заботьтесь, — отозвалась Элизеу. — Я же не приму от вас ничего.

И она удалилась в комнатку и там горько заплакала.

Влюбленные оставались в постели почти до самой вечерни. Поднявшись, они обнаружили, что девица все еще проливает слезы. Увидев, что они вошли в комнатку, она перестала плакать, а Императрица принялась утешать ее и просила не брать себе на ум все, что касается Ипполита. И говорила так Императрица, опасаясь, как бы Элизеу не рассказала об их любви.

Сеньора, — сказала девица, — не беспокойтесь за меня: я скорее приму смерть, чем скажу о чем-нибудь без вашего на то приказа. Ведь, вижу я, вы пали так низко, что должны будете принять муки более тяжкие, чем ниспосланные самим апостолам. Не бойтесь также и о другом: и при вас, и в ваше отсутствие я буду служить чем могу Ипполиту, из почтения к Вашему Величеству.

Императрица осталась довольна ее речами. Она закрыла Ипполита в комнатке, а сама вновь легла на ложе, приказав открыть двери опочивальни. Немедленно пришли к ней ее дочь, все придворные дамы и девицы, Император и лекари. И она снова пересказала им увиденный ею приятный сон.