Тиргартен

Марта побежала не сразу. Я доставил её на место, развязал и обещал, что всё будет по-честному: если она выберется из леса, пусть считает себя свободной. Всегда держу слово. Когда выходит промашка, тут полностью моя вина. Я ведь не глупый рыболов, бесконечно являющийся к проруби, чтобы вытащить сорвавшуюся с крючка щуку. Да, сперва Марта вела себя по-дурацки. Она умоляла сохранить ей жизнь. Идиотка. Разве я неясно объяснил? Ты уцелеешь, выбирая правильную стратегию – далеко убежишь, надёжно замаскируешься, хорошо спрячешься. Пришлось слегка ткнуть ножом её руку и заорать в лицо, безумно вращая глазами: «Зарежу тебя, сучка!» Вот тут она рванула в чащу – поверила. Убегала отлично. Носилась. Пряталась. Настиг на самом краю Тиргартена. Пара минут – и оказалась бы на дороге. В чём ещё прелесть погони? В парке легко заблудиться, это же настоящий лес, местами прямо джунгли. Днём-то не сориентируешься, а ночью и чёрт ногу сломит – весь Берлин погружается во тьму, тщетно спасаясь от вражеских бомбардировщиков. Тиргартен – самый огромный парк в мире, больше двухсот гектаров. С началом войны власти строжайше запрещали рубить деревья на дрова, регулярно пристраивая в землю новые хрупкие саженцы. При короле Фридрихе Великом диких животных здесь было столько, что они, включая волков и медведей, забредали на улицы прусской столицы… Потому целый район так и назвали – «Зверинец». Я закрываю глаза и слышу, как трубят охотничьи рога, несутся гончие. Авиация союзников разнесла окрестности, Тиргартен обезлюдел. Старинный парк ныне окружают развалины, публика уже не сидит в изящных беседках у прудов, не гуляет по тенистым аллеям. И это мне на руку – идеально для охоты, дичь не дождётся помощи. Когда Марта поняла, что ей не уйти, – упала на колени и сама подставила горло под нож. Умерла без лишних страданий: ведь я же не палач и не изверг.

С ностальгией перевожу взгляд на третью голову.

Эльза. Шатенка с голубыми глазами, саксонский тип. О, это, скажу я вам, была тигрица. Сломала толстую ветку, напала на меня из засады, размахивая, как дубиной, с яростным воем. Целила этим поленом в висок, но промахнулась, иначе не сидеть бы мне сейчас в удобном кресле. Культурная особь, а изрыгала такие проклятья, что гамбургский портовый грузчик покраснеет. Ударила ногой несколько раз, пыталась зубами вцепиться в горло. Да, чудесный экземпляр. Вот бы ещё один такой попался. До полной коллекции осталось совсем чуть-чуть (на этот раз я наметил восемь сувениров – моё счастливое число), и можно навсегда покинуть негостеприимный Берлин. Думаете, пара сувениров – это так просто? Напрасно. Я ведь далеко не всё подряд отбираю, будьте уверены. Каких-то особей приходится отбраковывать уже после охоты – поторопился при обезглавливании, повредил ножом кожу, и всё, трофей следует на помойку. Я предельно аккуратен, но, увы, такое со мной изредка случается. Ещё раз ласкаю взором лицо Эльзы в спирту, перед тем как перевести взгляд на четвёртую банку, и тут в дверь стучат. Достаточно громко – глухо барабанят. Слышу это, даже сидя в тайнике, вот какой грохот. Ну что ж. Я вытаскиваю из кармана вальтер, быстро проверяю, заряжен ли, и с пистолетом в правой руке иду открывать.

…У меня давняя уверенность – внезапные визиты определённо не к добру.

Глава 4

Мультфильм

(Принц-Альбрехт-штрассе, 26 апреля 1945 года)

Бомба упала совсем рядом – из окна были хорошо видны дым и сполохи пламени. С потолка просыпались частицы побелки. Спустя мгновение взрыв повторился. Затем снова. Комната вздрагивала, словно живое существо. Вольф Лютвиц сонно потянулся и стряхнул мелкую, белую, как мука, пыль с разложенных перед ним фотографий. На снимках были запечатлены жертвы Диснея – при жизни и после смерти. Улыбчивые, игривые, симпатичные – против обезглавленных, обескровленных, изломанных «манекенов», валяющихся в грязи парка. Густо облепленных насекомыми и чисто омытых дождём. Из кабинета слева неслись раздражающие звуки, назойливо стучали молотки – секция обороны поспешно устанавливала «колыбель» для пулемёта МГ-42. Радио транслировало бравурные марши, обещая скорую «великую победу». Пулемёт? Да он так, на всякий случай. Вдруг появятся жалкие остатки русских дивизий, чей хребет уже сломлен тевтонской обороной и несокрушимой мощью воинов рейха. Лютвиц с неудовольствием заметил, что пальцы у него дрожат. «Занервничаешь тут. Дисней продолжает убивать, а меня с минуты на минуту поставят к стенке красные. Гауптштурмфюрер явственно представил себе эту стенку – облезшую, с щербинами от пуль, следами засохшей крови и чьих-то мозгов. Впрочем, понятно чьих. С русскими он успел познакомиться в боях на Восточном фронте, когда и получил серьёзное ранение, заставившее вернуться на службу в тишайшие кабинеты «крипо». Никаких иллюзий относительно своего будущего в ближайшую неделю у Вольфа не было.

В дверь постучали – в проёме появилось лицо Хофштерна. Багровые пятна на щеках пылали ещё ярче, чем в Тиргартене: Вилли снова отыскал выпивку.