Тирмен

Ладно, не дождемся – до мадам Ретроспекции лет сто пройти дóлжно. Значит, «наш» мейнстрим – это то, что выдержит проверку Временем? Мудро, что ни говори. Итак, вопрос откладывается до 2105 года? Все в Фонтенбло – дружно завтракать? Если бы! В нашей Стране Чудес мейнстрим – не то, что читают, не то, что и через сто лет читать станут, а то… Не догадались? То, чему НАЧАЛЬСТВО таковым быть велит!

«Существуют привилегированные литературные институции, которые определяют основы национальной литературы; мейнстрим – это тип письма, преимущественно отбираемый такими институциями. Для советской эпохи мейнстрим определялся «толстыми журналами». Ряд принципиально важных литературных явлений эпохи (в частности, проза братьев Стругацких) через «толстые журналы» не проходил и как часть мейнстрима не ощущался: мейнстрим – это не самые яркие явления, а типичные. Но – не всякие типичные: в советские годы была и типичная советская фантастика, и типичный советский детектив, но «толстые журналы» не наделяли эту типичность легитимностью».

Итак, во всем мире мейнстрим определяют миллионы читателей, у нас же «литературные институции», то есть фактически несколько человек. Теперь ясно? Но ведь это в советскую эпоху. А сейчас?

«И сегодня «толстые журналы» претендуют на сохранение той же роли».

И это не выдумка ностальгирующего по всесильному «начальству» критика из «Литературки». Не так давно некий редактор очень толстого журнала так и сказал: «Мы – журнал мейнстрима». Поверил бы, только в том же интервью выяснилось, что тираж оного журнала – 600 экземпляров. Нет, не тысяч – просто шестьсот. И хоть у нас Страна Чудес, все равно – не верю. Так и хочется сказать оному начальничку: «Мужик! У тебя не журнал мейнстрима, у тебя – стенгазета. Свободен!»

Кажется, это понимаю не один я. Все тот же ностальгирующий по начальственным «ЦУ» критик вздыхает:

«Очевидно и то, что слом эпох произошел, а следовательно, институции, канонизирующие тип письма в качестве мейнстрима, должны быть переназначены заново. Ежели отказать «толстым журналам» в таком назначении, какие институции займут их место?.. Предполагается, что право определять мейнстрим перехватили у журналов издательства».

Дальше – неинтересно. Заслуженный лакей долго и нудно размышляет, каким «институциям» (ну и словечко!) отдаться, какого барина слушать. Оставим его за этим приятным занятием, да и подумаем, что из всего этого следует?

То, что с холуями и холопами от литературы нам не по пути? Конечно, да.

То, что без «институций» обойдемся, как весь мир обходится? Естественно.

Но не это главное. Главное же, на мой взгляд, то, что даже в недрах «боллитры» никакого общепризнанного мейнстрима нет – и пока не намечается. Из той же лакейской слышится вздох:

«У меня нет готового ответа на вопрос, где пролегает сегодня мейнстрим русской прозы. Вероятно, мы находимся сейчас как раз в точке перелома, и еще несколько лет уйдет на борьбу различных литературных институций за право определять мейнстрим».

Здорово, правда? А пока институции дерутся за право «определять», смышленые авторы от Вячеслава Курицына до Андрея Василевского спешат объявить мейнстримом себя, любимого – и своих друзей за компанию. Авось прокатит, авось поверят – и в Фонтенбло свозят. «Кушать хоцца!»

Что же выходит? А выходит, если критику поверить, что никакого страшного мейнстрима, супостата нашей Фантастики, Эдема, куда нас не пускают и не пустят, не существует и в помине. Нет его! Ну, вообще нет. По крайней мере, с точки зрения тех, кто в сей мейнстрим-Мальстрим очень стремится.

Мейнстрима, выходит, нет? А что есть? Кроме критиков-лакеев и кучки амбициозных и предельно голодных авторов-«шаромыжников»?

3