Тишина

Закончили мы через час, из окна было видно, что во дворе разожгли костёр и некоторые ребята, зябко кутаясь в свои куртки, расселись рядом с ним небольшими группками, кто-то разговаривал, кто-то играл. Я даже увидела одну девочку с гитарой вокруг которой собралось несколько слушателей. Когда последние приготовления были завершены, Катя поставила на плиту небольшой чайник, разительно отличавшийся от тех чанов, в которых мы делали чай, когда кормили всех жителей поселения.

— Чай будешь? — немного грубовато, не поднимая на меня глаза, спросила она. Я коснулась её руки, чтобы она взглянула на меня и утвердительно кивнула. Разлив, вскипевший чай по кружкам мы сели у одного из столов на кухне. Сидели молча, но возникшее чувство, что она хочет поговорить, меня не обмануло:

— Тоже считаешь, что я злая, — скорее не спросила, а констатировала она, я отрицательно качнула головой, — ты права, я не злая, я просто знаю, что если не держать всех в строгости ничего не получится. Я смотрю, как себя ведёт Курт, и стараюсь вести себя так же. Он в этом месте уже давно. Он выработал свои правила, и они действуют. И я очень благодарна ему, что оказалась здесь. Если бы не он — меня бы не было. Многие живущие здесь не понимают, как всё страшно на самом деле.

Я удивлённо подняла брови и написала:

— А как ты оказалась здесь? И что ты имеешь в виду говоря, что всё страшно?

— Здесь? — Катя потёрла лоб, покрытый подростковой угревой сыпью, — ну что ж. Моя мама родила меня от любимого человека, но они недолго были вместе и прямо перед созданием ячейки он исчез, а мама была уже беременна. Она родила меня и воспитывала, в селе никто не противился, у нас было маленькое село далеко в лесу, но и туда как-то приехал комитет с проверкой. Девять лет меня не трогали, а тут взялись проверять. Нашли агрессию и какие-то болезни, в общем, было решено направить меня в коррекционный Лагерь, — она грустно хмыкнула, — м-да, Лагерь. Там было много детей, и даже взрослых. Знаешь, почему наша медицина так прекрасна? Почему сейчас так мало людей умирает от болезней? Я расскажу тебе. Потому, что на таких, как я, ставят эксперименты, вырабатывая новое лекарство, или используют наши органы для пересадки, ты же знаешь, в Обществе нет нехватки доноров. Всех, кто неизлечимо болен и рождённых детей отправляют в эти грандиозные лаборатории-инкубаторы, — я сидела, боясь пошевелиться или вздохнуть, от её слов у меня волосы вставали дыбом — это не может быть правдой, но я хотела дослушать историю до конца, — в один из дней повстанцы совершили налёт на лагерь, они не планировали кого-то освобождать, потому что многие кто живёт в лагере, уже не смогут без медицинской помощи, но на мне не успели начать проводить серьёзные эксперименты, и я сбежала с ними. Один из молодых ребят был выходцем из этого лагеря, и он рассказал, как сюда идти. На моё счастье было лето, я добралась достаточно легко и без приключений. Я шла четырнадцать дней, стараясь десятой дорогой обходить все сёла и города, потому что если бы меня поймали, отправили б обратно. А здесь я нужна, я могу жить. Пока я не попала в Лагерь жизнь не казалась мне страшной, но сейчас я не хочу отсюда уходить, возможно, когда я вырасту, Курт разрешит мне остаться. Тут есть одна здоровая, взрослая женщина, она тоже не захотела уходить. Ты её не видела она всё время с малышами. Остальные взрослые здесь словно дети, они больны и, если уйдут отсюда, Общество посадит их под замок и быстренько распотрошит. А они тоже люди, они хорошие, добрые и ласковые! Они никогда и никому не причинят зла! Да они не очень умны, с трудом читают и пишут, но они хорошие! — поток слов иссяк так же неожиданно, как и начался, я сидела и не знала, что сказать. Мне всё равно не верилось, что наше Общество может быть таким.

— Тебе известно, как появилось это поселение? — спросила я.

— Да, мне рассказывали. Курт работал в одном из лагерей несколько лет. Но насмотревшись на ужасы, что там творятся, он сбежал и поселился в лесу. Однажды на охоте он нашел почти замерзшего ребёнка, потом ещё одного, он растил их. Появлялись и другие, пришлось перестроить дом, потом про него узнали люди, теперь сюда частенько приносят рождённых детей. Некоторые даже приходят сюда рожать. Курт всех принимает и берётся растить любых детей. Главное работать, а не жить нахлебником. Когда дети вырастают они уходят, кто-то к повстанцам, кто-то подделывает документы и идёт жить в Общество. Прежде чем уйти они передают знания, тем, кто остаётся вместо них, мне передали рецепты и маленькие хозяйские мелочи. Ладно — она встала и ополоснула чашку, — надо бы на боковую, завтра выходной никто не объявлял.

16