Тишина

Ему удалось отодвинуть стул назад.

— Я артист, — сказал он. — Мне нужно думать о своей публике, у меня есть колоссальный долг. У меня контракты на полгода вперед. За границей.

Он не знал, услышала ли она его.

— Мы в Восточной церкви работаем с ролевыми моделями, — сказала она. — Это то, чем являются святые. По образцу Спасителя они были рождены, чтобы бродить среди грешников и разбойников. На Востоке их называют бодхисатвы. Нам здесь как раз нужен свой святой. Что-то вроде подобия святого. Человек, который пойдет на контакт с этими людьми. Кто бы они ни были. И сможет как-то изменить всю эту ситуацию. Стать посредником между нами и официальной властью. Вот что нам нужно.

Он отодвинул стул еще немного назад.

— Вам нужен полицейский стукач, — сказал он. — Я — цирковой артист, много работающий за границей. К тому времени я уже буду в турне на Лазурном берегу.

— Да, но не в том случае, если вы расторгнете невыполненные контракты. Тогда вы будете опозорены. Публично. Вы будете похожи на падшего ангела. И тогда, возможно, эти люди попробуют использовать вас. Кто бы они ни были. Ведь всем известно, что у вас есть подход к детям.

Обстановка была вполне домашней. Словно в «Гольдберг-вариациях». Она говорила так, как будто они были знакомы много лет. Словно она его старшая сестра. Абсолютно искренно.

— Крупные сети варьете в Испании, — продолжал он. — И на Лазурном берегу. Они в этом случае предъявят требования о возмещении убытков.

— На огромную сумму, — согласилась она.

— Меня занесут в черный список, — сказал он.

— Почти во всем мире.

Они посмеялись.

— И тогда я отправляюсь сюда, — сказал он. — Предположим, прошел год. Я убил свою карьеру.

— Это убийство из сострадания. Она все равно уже умирает. Лучшая часть вашей натуры сама ищет чего-то более глубокого.

— Итак, у меня нет больше будущего. Против меня заведены дела в Дании и в Испании. И тут я приезжаю сюда. И что тогда?

— Вы ожидаете. Мы сами придем к вам. Или Клара-Мария. Она увлечена вами. Я была вместе с ней в цирке, когда она впервые увидела вас. Мы с трудом увели ее домой. Вы будете рядом. Когда понадобитесь. Вы будете выглядеть как настоящий банкрот. И они свяжутся с вами. Возможно, мы найдем способ указать им на вас.

— Вы поцелуете меня поцелуем Иуды?

— Мы просто посмотрим в вашем направлении. Возможно, они появятся. А может быть, и нет. Главное, чтобы вы были поблизости. Когда мы попросим о помощи.

— О какой помощи?

Она покачала головой.

— Я игуменья. Это то же самое, что аббатиса. И иногда я становлюсь старицей, наставницей. Но все это! Это не моя епархия. Однако сестры в вас верят.

— А потом?

— Существует два варианта. Мы действует в соответствии с планом. Ходатайство. Прошение о помиловании. Финансовая поддержка для уплаты вашего штрафа из нашего каритативного фонда. Будут использованы все возможности. Белорусский митрополит напишет в датское Министерство юстиции. Вы приносите извинения. Заключается соглашение. Вы проводите турне с опозданием. Вы снова на сцене.

— А другой вариант?

— Что всех усилий будет недостаточно. Ни варьете, ни гасиенда,[37] ни Налоговое управление не хотят заключать соглашение. В итоге вы попадете в Алаурин-эль-Гранде на пять лет.

Она больше не улыбалась.

— А когда я буду там сидеть, — поинтересовался он, — как же я буду объяснять себе долгими зимними андалузскими ночами, ради чего все это?

— Ради тишины, — ответила она. — Все это ради тишины.

Она проводила его к выходу, он был благодарен ей, сам бы он не смог найти дорогу. Он потерял ориентацию, внешнюю и внутреннюю.

Они прошли через огромную кухню, миновали буфетную. Свечи были заменены и получили подкрепление от луны.

— Терраса, — сказала она. — Столовая.

Она открыла дверь, за ней оказался монастырский сад. Он звучал так, что даже сейчас, при восьми градусах мороза, хотелось усесться на каменную скамью и никуда не уходить.

Сад был окружен четырьмя зданиями, четвертое было церковью, миниатюрной и аккуратной, похожей скорее на дачный домик. В плане церковь представляла собой крест, в центре возвышался сверкающий в лунном свете купол-луковка.

Он прислушался к пейзажу, все было проникнуто трепетной заботой.

— Это часть тренировки, — объяснила она. — Пытаешься привнести Божественное в повседневность. Вот сад. Его надо поддерживать в порядке. Некоторые молятся, даже когда сидят в уборной.

Он почувствовал, как нарастает какое-то сильное внутреннее стремление. Оно явно происходило из его собственного сердца, но оказалось таким всеобъемлющим, что немедленно распространилось и на весь окружающий мир. И преобразовалось в диссонансное беспокойство.

— Я искал, — сказал он, — большую часть своей жизни — тишину. Внутри самого себя и среди людей. Я знаю, что она существует. Я сам никогда не был посвящен в это, но я знаю, что она существует. В вас она есть. Вот вы стоите там, ваш голос идет из тишины, я слышу это. И девочка, Клара-Мария, она тоже что-то про это знает. Я хочу туда. Иначе я сойду с ума.

Она слушала его. Он чувствовал, как его колени слегка ударяются одно о другое.