Тиски смерти (ЛП)

Боль была невыносимой, мне нужна была помощь, но мы застряли в глуши. Вам это покажется странным, но прерии Манитобы находятся в паре часов езды от любого ближайшего города. Спидометр показывал 140 км/ч, а я думал только о том, как бы заглушить боль и избить брата, который плелся, как улитка. Так мне казалось.

Мы добрались до больницы в городке под названием Брэндон, где мне немедленно дали морфий. Острая боль пропала, но я по-прежнему не понимал, что со мной происходит.

Когда состояние стабилизировалось врачи сделали рентген моего желудка, но рентген не показывает ткани и не дает полной картины. Врачи это понимали и хотели сделать компьютерную томографию, но в больнице был только один аппарат, и тот сломан. Мне пообещали починить его к 11 часам следующего утра.

Морфий вызвал у меня страшнейшую головную боль. Прошло 8 часов, но аппарат томографии так и не починили. Как говорится, в ненужном месте в ненужное время. Больше всего меня беспокоило отсутствие возможности контроля над ситуацией.

Называйте это эгоизмом, или наглостью, или надменностью, или как хотите, но я привык контролировать ситуацию. Кто-то родился лидером, а кто-то — ведомым. Я родился быть главным. И это не просто занятие, это моя натура.

Оказавшись в больнице под морфием, я был беспомощен и ненавидел каждую секунду в этом состоянии. Рена, беременная моим третьим ребенком, нашим вторым сыном (чего тогда еще никто не знал), часами сидела возле моей койки. Таким она меня еще никогда не видела. Она была напугана и готова действовать, если бы у нас созрел стоящий план.

Время шло. Деталь для аппарата так и не привезли. Мое состояние ухудшалось. Я не знал, умираю ли я, но ощущения были похожие.

Мне дали больше морфия и покормили куриным бульоном. Врачи хотели чем-нибудь подпитать меня, но бульон не зашел, и меня начало рвать. Морфий заморозил мое тело, но я понимал, что со мной что-то не так. Когда тело не принимает даже куриный бульон, ты в большой беде. Но все это волновало меня меньше того факта, что я не мог разобраться, что случилось, а врачи не могли сделать снимок моего желудка. Врач не мог поставить диагноз. Он ждал, когда привезут новую деталь аппарата. Время текло, и я уже начал бояться, что никогда не выберусь из проклятой больницы живым.

Я вложил всю веру во врачей той больницы. Зря. Это едва не стоило мне карьеры. А, быть может, и жизни.

Прошел еще день, и мне стало хуже. Я провел в больнице выходные, но аппарат так и не заработал. Меня заверяли, что деталь уже в пути и надо еще немного подождать.

Мое состояние давно перешло черту простого опасения. Сколько еще можно ждать? Нельзя ли сказать точнее, чем «мы ждем деталь» и «она скоро придет»? Что значит скоро? Сколько мне еще ждать, пока вы меня вскроете, чтобы не дать умереть?

Когда я сказал Рене, что умру там в ожидании аппарата, мы оба поняли, что нужно делать. Я сказал: «Давай убираться отсюда». Она обрадовалась этим словам, потому что думала также.

Я позвал одну из медсестер и попросил увеличить дозу болеутоляющих. Но я не объяснил, что наркоз мне нужен, потому что я собираюсь сбежать и проделать большой путь в машине. Рена и я собирались направиться в сторону американской границы, чтобы я попал в нормальную больницу.

Но мне нужен был план перед отъездом. Город Бисмарк, штат Северная Дакота, был ближайшим к нам американским городом, поэтому я позвонил Киму Сэботу. Его сын Джесси был моим соседом в колледже Bismarck State. Ким боролся с собственными проблемами со здоровьем долгое время, и он убедил меня, что в больнице города Бисмарка есть все необходимое.

Пункт назначения? Бисмарк!

Рена выкатила меня из больницы, усадила на пассажирское сиденье, и мы были таковы. Как и Чад, она ехала со скоростью только 140 км/ч, что сводило меня с ума. В машине стоял ограничитель скорости, который не позволял разгоняться дальше.

Дорога от канадской больницы до Бисмарка заняла 4 часа, в течение которых меня сопровождала невыносимая боль. Мой болевой порог превышает болевой порог большинства людей, но даже я не мог это терпеть. Казалось, что мне выстрелили в живот из дробовика, потом присыпали рану солью и табаком и принялись колоть вилкой.

Рена доставила меня в Бисмарк, и мы сразу поняли, что попали в руки профессионалов. Не прошло и 20 минут, а я уже проходил КТ и получил антитела. Спустя еще несколько минут врачи поставили мне диагноз — дивертикулит. Мне сказали, что у меня дыра в желудке. Выделения моего же организма отравили мое тело. Неудивительно, что я чувствовал, будто умираю.

Врачи в Бисмарке знали, кто я такой и чем зарабатываю на жизнь. Это значило, что они понимали, что не могут просто разрезать меня (это означало бы конец карьере), и старались избежать этого всеми силами. Тогда они приняли решения.

Мне дали 8 часов. Если препараты сработают, моему организму дадут дополнительное время. Если нет, врачам придется провести операцию и хирургически удалить большой кусок моего кишечника.