Тит Андроник

Вознагражденья требуйте втройне.

Первый гот

Ты, смелый отпрыск доблестного Тита,

Чье имя, нас страшившее, нам — радость,

Чьи подвиги высокие презреньем

Вознаградил неблагодарный Рим,

Доверься нам: пойдем вслед за тобою,

Как жалящие пчелы в знойный день

За маткою летят на луг цветущий,

И Таморе проклятой отомстим.

Готы

Что он сказал, то все мы повторяем.

Люций

Благодарю его и вас усердно.

Кого ведет к нам этот честный гот?

Входит второй гот, ведя Арона с ребенком на руках.

Второй гот

Я отошел от войска, славный Люций,

Чтоб поглазеть на древний монастырь.

Но лишь внимательней я присмотрелся

К строению разрушенному, вдруг

Из-за стены раздался детский крик;

Я бросился туда и услыхал,

Как кто-то уговаривал ребенка:

«Молчи, смугляк, в ком я и мать смешались.

Когда б не выдал цвет, чье ты отродье,

Будь создан ты похожим лишь на мать,

Ты стал бы императором, бездельник;

Но, если бык с коровой снежно-белы,

Им черного теленка не родить.

Молчи, пострел! — так он журил ребенка. —

Я к готу верному тебя снесу.

Узнав, что ты — дитя императрицы,

Он ради матери тебя возьмет».

С мечом в руке к нему я устремился,

Напал врасплох и к вам его привел,

Чтоб поступить с ним, как найдете нужным.

Люций

Так знай же, это воплощенный дьявол,

Лишивший Тита доблестной руки, —

Жемчужина очей императрицы;

А это пылкой страсти гнусный плод. —

Куда снести ты думал, белоглазый,

Подобье хари дьявольской своей?

Что ты молчишь? Как! Иль ты глух? Ни слова?

Веревку! Вздернуть их на сук — отца

И плод прелюбодейства подлеца.

Арон

Не тронь его! Он царственного рода.

Люций

Он весь в отца: в нем злобная природа. —

Сперва дитя повесьте: пусть глядит

Отец на корчи сына и скорбит.

Эй, лестницу!

Приносят лестницу, на которую заставляют подняться Арона.

Арон

Спаси ребенка, Люций,

Императрице отнеси его.

Исполнишь это — я открою вещи,

Которые тебе полезно знать.

А не исполнишь, — будь что будет с нами, —

Скажу одно: «Пусть месть покончит с вами!»

Люций

Рассказывай; и, если угодишь мне,

Ребенок твой и жив и вскормлен будет.

Арон

Я угожу ль? О, будь уверен, Люций,

Всю душу истерзает речь моя;

То об убийствах речь, резне, насильях,

Ночных злодействах, гнусных преступленьях,

Злых умыслах, предательствах — о зле,

Взывающем ко всем о состраданье;

И это все уйдет со мной в могилу,

Иль поклянись, что сын мой будет жить.

Люций

Я обещаю. Говори теперь.

Арон

Клянись, что будет жить, тогда начну.

Люций

Чем клясться мне? Не веришь в бога ты:

Какой же можешь ты поверить клятве?

Арон

А если б и не верил? Да, не верю,

Но знаю: ты к религии привержен,

В тебе есть то, что совестью зовут;

Поповских выдумок и церемоний

Усердный, знаю, исполнитель ты. —

Вот почему и требую я клятвы. —

(В сторону.)

Дурак за бога палку принимает

И держит клятву, данную ему, —

Того и надо мне. —

(Громко.)

Клянись же богом,

Тем самым, — кто бы ни был этот бог, —

Которого ты чтишь, пред ним склоняясь,

Спасти дитя, вскормить и воспитать, —

Иначе ничего я не открою.

Люций

Клянусь мной чтимым богом, все исполню.

Арон

Знай, что ребенок — от императрицы.

Люций

Развратница, чья похоть ненасытна!

Арон

Ну, это лишь невинная забава

В сравненье с тем, что ты услышишь здесь:

Ее сыны убили Бассиана,

Лишили чести, языка и рук

Твою сестру, — украсили на славу.

Люций

Украсить — это ты зовешь, мерзавец!

Арон

Смочить, подстричь, украсить всю на славу —

Забава славная для тех, чей труд!

Люций

О звери, варвары, как и ты сам!

Арон

То правда, я наставником их был.

Мать похотливостью их наделила, —

Вот так выигрывает карта ставку;

А кровожадность взяли у меня. —

Вот так бульдог хватает всех за горло.

Чего я стою, пусть дела покажут:

Я братьев двух твоих к коварной яме,

Где Бассиана труп лежал, завлек;

Я исписал найденный Титом свиток

И спрятал клад, указанный в письме,

В согласье с Таморой и сыновьями.

И делалось ли что тебе на горе

Без злобного участья моего?

Обманом раздобыл я руку Тита,

А получив, в сторонку отошел

И сердце чуть не надорвал от смеха.

Я подсмотрел сквозь трещину в стене,

Как получил он головы детей,

Как плакал, — и смеялся так усердно,

Что прослезился я и сам, как он.

А выслушав забавный мой рассказ,

Пришла в восторг моя императрица,

За весть поцеловав меня раз двадцать.

Люций

Ты говоришь все это, не краснея?

Арон

Как в поговорке — словно черный пес.

Люций

Ты не жалеешь обо всем, что сделал?

Арон

Жалею лишь о том, что сделал мало.

Кляну я каждый день, — хоть дней таких

Немного в жизни у меня бывало, —

Когда бы я злодейства не свершил:

Не умертвил, убийства не замыслил,

Не подготовил, не свершил насилья,

Не обвинил и не дал ложных клятв,

Не перессорил насмерть двух друзей,

Скотину бедняка не покалечил,

Гумна иль стога ночью не поджег,

Хозяев принудив гасить слезами.

Частенько, вырыв из могилы трупы,

Перед дверьми друзей я ставил их,

Когда печаль была почти забыта:

На коже их, как на коре древесной,

Я по-латыни вырезал ножом:

«Да не умрет печаль, хоть я и умер».

И тысячу я ужасов свершил

Так, невзначай, как убивают муху;