Титан. Фея. Демон

— Ага. Я выбрал девять самых крупных рек в Гиперионе — где их, как ты сама видишь, навалом — и назвал их именами девяти муз. Вон там, на юге, соответственно, Урания, Каллиопа, Терпсихора и Эвтерпа. Полигимния течет в сумеречной зоне и впадает в Рею. А вон та на северном склоне, текущая с востока, — Мельпомена. Ближе к нам лежат Талия и Эрато, которые, похоже, образуют единую систему. А та, вдоль которой вы шли, — это приток Клио, той, что сейчас почти под нами.

Приглядевшись, Сирокко заметила вьющуюся через густой зеленый лес синюю ленточку, проследила весь ее путь до лежащего позади утеса — и раскрыла рот от удивления.

— Так вот куда девается та речушка, — пробормотала она.

А речушка, как выяснилось, дугой вылетала из отвесного склона примерно в полукилометре под ними. Метров пятьдесят она казалась твердой и блестящей, будто из металла, — пока не начинала рассеиваться. Рассеивалась же она стремительно — и земли достигала уже в виде густого тумана.

Вылетало из утеса и еще с добрый десяток водяных фонтанов — хотя и не таких близких и эффектных. Непременным спутником каждой оказывалась богатая радуга. С того места, откуда наблюдала Сирокко, радуги эти выстраивались будто крокетные воротца. Красиво было до жути. Просто дух захватывало!

— Хотела бы я получить тут концессию на торговлю видовыми открытками, — пошутила Сирокко.

Кельвин рассмеялся.

— Ага. Ты торгуешь пленкой для камер, а я продаю билеты на обзорные экскурсии. Идет?

Сирокко оглянулась на все еще примерзшую к стенке Габи.

— Реакция публики будет неоднозначной. Хотя лично мне нравится. А как называется вон та большая река? Та, куда впадают все остальные?

— Офион. Громадный змей северного ветра. Если приглядишься, то увидишь, что он вытекает из небольшого озерца в сумеречной зоне между Мнемосиной и Океаном. Это озеро должно иметь источник, и я подозреваю, что сам Офион и течет туда под землей — только мы не видим, где. А в остальном он открыто течет до самых морей и вытекает из них с другой стороны.

Сирокко проследила всю замысловатую траекторию и убедилась, что Кельвин прав.

— Думаю, географ указал бы тебе, что не может одна и та же река одновременно и впадать в море, и из него вытекать, — сказала она. — Но я понимаю, что эти правила установлены для земных рек. Ладно, назовем его круговой рекой.

— А вон там сейчас Билл и Август, — заметил Кельвин, указывая. — Примерно на полпути по Клио, где третий приток…

— Билл и Август. Мы, кажется, собирались с ними связаться. Но из-за всей этой суматохи с пузырем…

— Я воспользовался твоей рацией. Они уже проснулись и ждут нас. Если хочешь, можешь с ними поговорить.

Сирокко взяла у Габи кольцо от шлема с рацией.

— Билл, ты меня слышишь? Это Сирокко.

— А? Да-да, я тебя слышу. Как ты?

— Лучше не бывает. Лечу в желудке у пузыря. А ты как? У тебя нормально прошло? Не ранен?

— Нет, все замечательно. Знаешь, я хотел… хотел сказать тебе, что страшно рад тебя слышать.

По щеке у Сирокко поползла слеза, и она смахнула ее ладонью.

— А тебя-то как приятно слышать, Билл. Когда ты вылетел в то окно… а, черт! Ведь ты наверняка не помнишь.

—. Я очень многого не помню, — сказал Билл. — Потом нужно будет многое прояснить.

— Умираю, хочу тебя видеть. На тебе есть волосы?

— Уже по всему телу растут. Знаешь, это лучше оставить на потом. Нам нужно о многом переговорить — тебе, мне, Кельвину и…

— Габи, — отважилась Сирокко после какой-то слишком уж долгой паузы.

— Габи, — не очень уверенно повторил Билл. — Понимаешь, меня тут кое-что смущает. Но ничего, разберемся.

— У тебя правда все хорошо? — Сирокко вдруг стало зябко, и она потерла ладонями предплечья.

— Да-да. А когда ты прибудешь?

Сирокко спросила у Кельвина. Тот просвистел короткий мотивчик. Откуда-то сверху донесся другой похожий мотивчик.

— Вообще-то у пузырей нет четкого представления о времени, — сказал Кельвин. — По-моему — еще три-четыре часа.

— Ну и авиакомпания! Даже времени не узнать.

Глава 8

Для уединенных размышлений Сирокко выбрала передний конец гондолы (хотя от слова «желудок» было никак не отвязаться). Габи все еще цепенела от ужаса, а с Кельвином — после того, как он выложил все, что знал о Свистолете — разговора не получалось. Он упорно не желал говорить о том, что Сирокко особенно хотелось узнать.

Поручня тут явно не хватало. Стенка гондолы была прозрачна до самого пола, который также был бы прозрачен, не покрывай его плотный ковер полупереваренных веток и листвы. Но зрелище и так завораживало.

Свистолет пролетал над густыми джунглями, очень похожими на те, что Сирокко и Габи уже проходили. Тут и там виднелись кляксы озер. И буквально всю местность оплетала река Клио — широкая, желтая, неторопливая, — похожая на блестящую веревку, невзначай брошенную на землю.

Чистота и прозрачность воздуха потрясала. Над Реей клубились облака, у северного берега моря сгущавшиеся в грозовые тучи, но Сирокко видно было поверх них. Видно было до самых пределов Фемиды — в обе стороны.