Титан. Фея. Демон

Касательно половых органов Сирокко считала себя достаточно искушенной. Голых мужчин она навидалась дай боже — и за последние несколько лет ни один из них не сумел предъявить ей нечто принципиально новое. Да, ей нравились мужчины, ей нравилось с ними совокупляться. Но от одного взгляда на эту штуковину у Сирокко впервые возникло желание уйти в монастырь. И столь живая реакция на увиденное сильно ей не понравилась. Теперь она еще яснее поняла, что имела в виду Габи, когда сказала, что близкие параллели порой приводят в большее замешательство, чем нечто совершенно незнакомое.

Третью тему, которую Сирокко требовалось переосмыслить, вызвало понимание того, что, хотя она владела языком и могла теперь пользоваться существительными для каждого полового органа титанид, о двух задних она узнала, только когда ей о них рассказали. Она не понимала, зачем нужно целых три, и никаких сведений об этом у себя в голове не находила.

Выходило, что в распоряжении у Сирокко имелся лишь словарь и свод грамматических правил. С существительными при таком варианте все было в порядке; стоило только подумать о предмете — и она тут же получала слово. А вот с некоторыми глаголами выходила загвоздка. «Бегать», «прыгать», «плавать», «дышать» — тут проблем не возникало. Глаголы же, обозначавшие то, что делали титаниды и чего никогда не делали люди, были далеко не так ясны.

Но где система совсем рассыпалась, так это в обозначении родственных связей, норм поведения, нравов и еще массы вещей, где у людей с титанидами было совсем мало общего. В песнях титанид все эти представления становились для Сирокко пустым звуком. А порой она переводила их для себя и для Габи в виде сложных дефисных конструкций вроде «та-которая-моей-задоматери-передо-орто-родная-сестра/брат» или «чувство-праведной-ненависти-к-ангелам». В языке титанид такие конструкции обозначались всего одним словом.

Так Сирокко столкнулась с тем фактом, что чужая мысль в ее голове так и оставалось чужой мыслью. Пока ей эту мысль не разъясняли, ничего с ней поделать она не могла; словарь подробных ссылок не содержал.

Последней сложностью, вызванной прибытием лекарши и компании, стал вопрос имен. Слишком много имен оказались в одном и том же ключе, отчего первоначальная система Сирокко рухнула. Габи выпевать имена не могла, и Сирокко пришлось подыскивать другие земные обозначения.

Раз уж ее сразу потянуло на музыкальную почву, то в том же духе она решила и продолжать. Самую первую свою знакомицу она нарекла Волынкой До-диез, поскольку имя ее звучало немного похоже на моряцкую волынку. Си-бемоль сделался Банджо Си-бемоль. Лекарша стала Колыбельной Си-бемоль, рыжеватая блондинка — Мазуркой Соль-минор, пегий — Кларнетом Си, голубой — Фокстротом Соль. А желто-оранжевую зебру Сирокко сделала Шарманкой Ре-минор.

Удобства ради Габи одним махом отбросила обозначения ключей. Чего мисс Сирокко Джонс, упорно именуемой Рокки, следовало ожидать с самого начала.

Полевой госпиталь оказался длинным деревянным фургоном на четырех колесах с резиновыми шинами, куда при необходимости легко впрягались две титаниды. Фургон был снабжен пневматической подвеской и тормозами трения, что управлялись целой системой рычагов. Ярко-желтая древесина, вроде свежей сосны, была чудесным образом отполирована до зеркального блеска. Не менее чудесным образом фургон был собран без единого гвоздя.

Уложив Билла на громадную койку в середине фургона, Сирокко и Габи устроились рядом. Вместе с ними там осталась и Колыбельная, титанидская лекарша. Аккуратно сложив под собой ноги, она заступила на свой пост у одра болезни — напевала Биллу целебные песни и влажной тряпочкой вытирала ему лоб. Остальные титаниды прохаживались неподалеку, за исключением Волынки и Банджо, которым пришлось остаться со своими стадами. Титаниды держали около 200 четвероногих животных вполне коровьих размеров — с тонкими и гибкими шеями метров трех в длину. По шеям шел ряд копательных когтей, а на самых концах находились сморщенные рыльца. Кормились животные, зарываясь шеями в землю и высасывая молоко из ильных червей. Единственный глаз располагался у самого основания шеи. Так что, даже уйдя под землю с головой, они прекрасно видели, что творится на поверхности.

Габи несколько возмущенно поглядывала на одну из земляных коров, словно не желая признавать существование подобного чудища.

— «У Геи день на день не приходится», — заключила она, процитировав титанидскую поговорку, которую ей как-то перевела Сирокко. — Такая тварь не иначе как после недельного запоя может в голову прийти. Так как там насчет раций? А, Рокки? Можем мы на них взглянуть?

— Сейчас узнаю. — Сирокко пропела пегому Кларнету вопрос, можно ли им взглянуть на переговорное растение, но на последнем слове осеклась.

— Они их не собирают, — сообщила она Габи. — Они их выращивают.

— Почему же ты раньше не сказала?

— Потому что не знала. Черт побери, Габи! Поймешь ты, в конце концов, или нет? Хотя ладно. Это слово переводится как «семя растения, которое передает песнь». Вот, смотри.