И пилигримы с головы до пят оделись в лучшие узорные шелка. На самом деле то были вовсе не шелка — но на ощупь ничем не отличались. Изготовлены были также войлочные куртки и штаны — по два комплекта на каждого — и вязаные комбинезоны. А еще — меховые плащи и шаровары. А еще — подбитые мехом перчатки. А еще — мокасины на твердой подошве. Приготовиться следовало ко всему, и, хотя одежда заняла много места, Сирокко не склонна была ею пренебрегать.
Упаковали они также шелковые гамаки и спальные мешки. Титаниды пользовались спичками и масляными лампадами. Путники взяли себе по штуке. Не забыли и небольшой запас масла. Растянуть его на все путешествие представлялось нереальным, но точно так же обстояло дело с пищей и водой.
— Вода, — волновалась Сирокко. — Вот с чем придется туго.
— Но ты же сама сказала, что там живут ангелы, — резонно заметила Габи, помогая с паковкой в пятый день сборов. — Должны же они что-нибудь пить.
— Должны. Но это не значит, что мы так запросто отыщем источники.
— Если ты будешь без конца дергаться, может нам лучше вообще не идти?
Они взяли бурдюки с запасом воды на девять-десять дней, а затем доложили до предельного веса сухими продуктами. По истощении запаса пилигримы приготовились есть то же, что едят ангелы — если, конечно, получится.
На шестые сутки все было готово — и теперь Сирокко требовалось еще раз повидаться с Биллом. Перспектива применения власти для разрешения спора сильно ее беспокоила. Впрочем, она знала, что при необходимости обязательно это сделает.
— Вы все спятили, — буркнул Билл и хлопнул ладонью по койке. — Вы даже понятия не имеете, что там окажется. И потом. Ты серьезно считаешь, что сможешь взобраться по дымовой трубе 400 километров в вышину?
— Мы хотим посмотреть, возможно это или нет.
— Вы хотите там угробиться. Когда ты грохнешься оземь, твоя скорость будет за тыщу кэмэ.
— Поменьше. Я так прикидываю, что максимальная скорость в этой атмосфере — 200 с небольшим. И вообще, Билл. Если ты пытаешься меня взбодрить, то у тебя это хреново получается. — Сирокко никогда его таким не видела. И таким он ей совсем не нравился.
— Нам нужно держаться вместе, и ты сама это знаешь. Просто ты все еще комплексуешь из-за потери «Мастера Кольца». Вот и пытаешься записаться в героини.
Не будь в его словах крупицы правды, Сирокко не было бы так больно. Порой, пытаясь заснуть, она часами об этом думала.
— А воздух? Что, если там нет воздуха?
— Билл, мы не на коллективное самоубийство собрались. Если невозможно, значит невозможно. А ты сейчас просто изобретаешь доводы.
Глаза его умоляли.
— Прошу тебя, Рокки. Подожди меня. Раньше я тебя ни о чем не просил. А теперь прошу.
Вздохнув, Сирокко жестом попросила Джина и Габи выйти из комнаты. А когда они вышли, присела на край койки и потянулась, чтобы взять Билла за руку. Тот руку убрал. Тогда Сирокко резко встала, кляня и себя, и Билла. Себя — за то, что решила так к нему подлизаться, а Билла — за за то, что он ее отверг.
— Оказывается, Билл, я совсем тебя не знала, — тихо проговорила она. — Когда мне бывало одиноко, ты давал мне поддержку, и я думала, что со временем тебя полюблю. Ведь я не так легко влюбляюсь. Быть может, я слишком недоверчива — не знаю. Рано или поздно каждый начинает указывать, какой ему желательно меня видеть. Теперь и ты за это взялся.
Билл молчал и даже на нее не глядел.
— Ты сейчас так по-свински себя ведешь, что просто выть хочется.
— Хотелось бы посмотреть.
— А зачем? Чтобы я вписалась в твои представления о том, чего следует ждать от женщины? Черт возьми, ведь когда мы познакомились, я была капитаном. И тебя это как будто не очень волновало.
— Не понимаю, о чем ты.
— Я о том, что если я сейчас уйду, между нами все будет кончено. Потому что я не намерена дожидаться, пока ты явишься, чтобы мужественно меня оберегать.
— Не понимаю…
Тут она взвыла, выругалась — и сразу полегчало. А когда полегчало, Сирокко даже удалось испустить горький смешок. Билл обалдел. Габи сунула было голову в дверь, но скрылась обратно, едва поняла, что замечать ее подруга отказывается.
— Ладно, — проговорила Сирокко. — Ладно. Я просто комплексую. Все оттого, что я проворонила свой корабль и должна отыграться, с ног до головы покрыв себя славой. Еще у меня страшный мандраж от неспособности собрать воедино команду и заставить ее работать на общую цель. Я такой хреновый капитан, что даже тому единственному человеку, от которого, как мне казалось, я могу ждать понимания и уважения, мне приходится говорить: заткнись и делай, как сказано. Да уж, странная я женщина. Сама это знаю. И хорошо — может, даже слишком хорошо — понимаю, что все было бы по-другому, будь я мужчиной. Поневоле закомплексуешь, глядя, как без конца выходит одно и то же. И поневоле начнешь звереть, сознавая, что нужно быть вдвое лучше мужчин — иначе должность тебе не светит.