Титан. Жизнь Джона Рокфеллера

Он с самого начала не был соткан из нерушимого материала, как его отец. 29 января 1874 года Рокфеллер, растроганный до слез, приехал в «Стандард Ойл» и сообщил Генри Флаглеру и Оливеру Пейну, что Сетти родила сына. Доктор Майра Херрик приняла ребенка в комнате на втором этаже в доме на Юклид-авеню, пока Рокфеллер ждал в соседнем зале. «Как мы все радовались, что это мальчик – у нас уже было четыре девочки – и что он прекрасно сложен», – написала Сетти⁶. Она всегда связывала начало работы в Огайо Женского христианского союза трезвости с рождением Младшего – так его называли, чтобы отличить от Джона-старшего. Будучи одним из основателей союза, она планировала помочь своим евангелистским сестрам пройти с вдохновляющими молитвами и библейскими гимнами в местные салуны, но, как она позже рассказывала Младшему: «Я пошла бы с ними, если бы крошечный мальчик не потребовал моего внимания»

⁷. Она зажгла в нем тот же христианский дух и ужас перед спиртным.

Малыш родился маленький и болезненный, у него не было бодрости и сил его отца, он унаследовал более хрупкое строение матери; первые три года родители беспокоились о его здоровье. Детство его было уединенным, скрытым от мира, который мог заразить его своими ценностями. Став постарше, он вспомнил только одного мальчика – товарища по играм за все эти годы, Гарри Мура, сына экономки в Форест-Хилл. «У меня была камера, и мы делали снимки и все время играли вместе»⁸

. Младший все же находил уголки очарования во владениях и позже хранил идиллические воспоминания о летних днях, катаниях на лодках, плавании и походах. Читая друг другу вслух, Младший с сестрами часто сидели на большом буке, ветви которого склонялись над речкой. Даже если его воспоминания кажутся крайне идеализированными, как будто он изгнал из них тени, его детские письма пронизаны теплом защищенного ребенка, уверенного в любви обожающих его родителей. Возможно, детство Младшего было не таким уж одиноким, как кажется со стороны. Десятилетия спустя, девочка, с которой он дружил в детстве, Кейт Стронг, напомнила ему: «Ты был самым милым мальчиком в те дни, все твои друзья считали тебя… любящим, заботливым, чутким и очень веселым, а еще мудрым почти не по годам»⁹. Младший всегда купался в любви женщин, почти задыхался в ней.

В «Стандард Ойл» ни разу не слышали резкого слова от Джона-старшего, и Младший не мог вспомнить ни одного случая отцовского гнева. Его отец был терпеливым и ободряющим, пусть и заметно скупым на похвалу. Как сказал Младший, отец был «излюбленным товарищем. Он умел общаться с детьми. Он никогда не говорил нам, что делать, а что нет. Он был с нами заодно»¹⁰. В отличие от Большого Билла, Джон Д. обладал чрезмерно развитым чувством ответственности за семью. Джон и Сетти не вводили телесных наказаний, они прививали моральные принципы наставлением и примером. Каждого ребенка учили прислушиваться к голосу совести, как к суровому непогрешимому советчику.

Для этого мальчика, которому суждено было стать самым богатым наследником мира, деньги присутствовали везде, но не ощущаемые, – «как воздух, или еда, или стихия», – сказал он позже, – их было очень непросто получить¹¹

. Он зарабатывал карманные деньги, как бедный сельский мальчик, склеивая вазы, чиня чернильные ручки или затачивая карандаши. Помня о богатых детях, избалованных родителями, Старший при любой возможности старался научить сына понимать ценность денег. Однажды в Форест-Хилл, когда Рокфеллера брили, Младший вошел с предложением заплатить за воскресную школу единой суммой за фиксированный период и покончить с этим. «Прежде разберемся», – посоветовал Рокфеллер и заставил Младшего провести вычисления, которые показали, что он потеряет одиннадцать центов процентов, при том, что и воскресная школа с этого ничего не получит. Позже Рокфеллер объяснил парикмахеру: «Для меня не имеет значения, как мальчик отдаст свои деньги, я хочу, чтобы он их отдал. Но я также хочу, чтобы он выучил урок, как внимательно следует относиться к мелочам»¹².