«Титаник» утонет

На деле то, о чем говорит Броннер, называется предвосхищением, а именно тем представлением, которым писатели и художники обладают об истинном знании будущего. Но когда он рассказывает нам о том, что предпринял Робертсон, пытаясь догадаться, что может произойти, тезис о предвидении, особенно неприметный, когда речь заходит о его предсказательной стороне, апеллирующей только к разуму, скорее подтверждается, нежели отвергается.

В жизни Стеда меня особенно поразил эпизод, в котором он ступил на трап, отделявший «Титаник» от пристани в Саутгемптоне, где был пришвартован корабль, и в последний раз обернулся и посмотрел на землю, куда, как он знал, он больше никогда не вернется. О чем он тогда думал?

В сравнении с другими рассмотренным в нашем очерке случаями, жизнь и смерть Стеда располагаются на перекрестке личной судьбы и коллективной трагедии, что случается крайне редко, и, естественно, возникает вопрос об отношении к этому самого Стеда. Большинство творческих личностей, после того как они увидели реализацию своих предвидений, начинали описывать катастрофы, которых им не удалось избежать.

Судьба Стеда сложилась иначе, и прежде всего потому, что он мог ее изменить хотя бы в личном плане. Ведь многие ясновидцы предупреждали его о трагическом конце, и сам он неоднократно о нем рассказывал, однако он без всякого принуждения решил отправиться в плавание на «Титанике».

В этой связи к наблюдателю возникает сразу два вопроса. Во-первых, как узнать, в какой степени участие в событии, которое объявлено – это не случай Робертсона, – обостряет предчувствие его наступления и дает возможность его описать и сообщить о нем своим современникам.

Велико искушение попытаться отыскать ответ на вопрос, чем руководствовался Стед, когда, поднявшись на борт, сделал свой выбор, или же надо считать его поступок смирением перед неотвратимым. Возможно, по известным ему одному причинам он хотел встретиться со своим умершим сыном, или молча, быть может, даже втайне от себя самого, он принял решение покончить с жизнью.

ЭПИЛОГ

После своей смерти Стед не полностью исчез из мира живых. Он продолжал регулярно сообщать о себе, как и подобает любому адепту парапсихологии, располагающему специфическими средствами поддержания контакта с близкими.

Бертран Меус следом за Жоржем Бе сделал попытку подсчитать, сколько раз журналист являлся как отдельным лицам, так и группам лиц, собиравшихся на спиритических сеансах, в которых погибший Стед принимал участие[Histoires paranormales du “Titanic”, op. cit., p.69–73.].

Во время такого сеанса, состоявшегося 24 апреля 1912 года, он заявил, что все произошло очень быстро и он совсем не страдал. Во время другого сеанса, а именно 8 мая, где присутствовала его дочь Эстелла, он явился лично и разговаривал со своими участниками, а 28 и 29 мая он появлялся на заседаниях «офиса Джулии», который он сам основал. 9 июня он рассказал подробности своей смерти.

Но самое волнующее событие произошло, скорее всего, во время сеанса, на котором присутствовали ирландский поэт Йейтс и медиум Керлор. Через полчаса после начала заседания участники услышали голос Стеда, который произнес следующее: «Дорогой Керлор, милый мой друг, простите меня за то, что я не принял всерьез предсказания и предостережения, о которых вы мне сообщили. […] Подтверждаю и хочу донести до всех, что этот джентльмен, господин Керлор, предсказал мою скорую смерть и катастрофу, и я очень сожалею, что не придал значения его предсказаниям».

Итак, в последний раз признав публично свой опрометчивый поступок, Стед явил пример истинно британской вежливости, которой он отличался на протяжении всех своих параллельных жизней.