Титаникус

 Подбитый, оставляя за собой дымный след, он шёл домой. Резервы энергии были на исходе, боеприпасы почти исчерпаны. Он находился в походе уже восемь дней с момента последней перезарядки, переходя от стычки к стычке и выдержав две долгие дуэли с махинами, в которых серьёзно пострадал, хотя и вышел победителем из обеих.

Плавая в застоявшейся жидкости своей раки, Вален Лустиг дёргал исхудавшими ногами в такт тяжёлым шагам величественной махины. Принцепс делил с ней усталость и тупую боль крайнего переутомления, что сочилась в её системы из подключенного штекерами экипажа. Ни один из них не спал с последней остановки на перезарядку в Гинексе восемь дней назад. Их тела, как и амниотическая жидкость в его раке и кровоток, утопали в токсинах и побочных продуктах стимуляторов, ободрителей и укрепляющих препаратов против усталости, которые приходилось глотать из медицинского биообеспечения махины или выделять из желёз собственных модифицированных тел.

Устали все: рулевой, сенсори, модерати, сервиторы. Они были отравлены химией, залиты под завязку концентрациями синтетических гормонов. Рефлексы притупились, внимание и восприятие стали опасно рассеянными из-за чересчур долгого отсутствия сна. Лустиг знал, что у техножреца гипнагогические галлюцинации, и сам продолжал страдать от снотворных конвульсий, балансируя на грани вынужденного полусна. Его тело покрывали психостигматические язвы. Он чувствовал тошноту, чувствовал себя отупевшим — мыслительные процессы растянулись до жуткого состояния сознания, где ничто больше не воспринималось как реальное. Он так устал, что даже перестал вести бортовой журнал.

Горящие пространства Шалтарских очистительных — юг Аргентума — стелились вокруг, словно сон. Он вёл «Никомах Игникс», могучего «Владыку войны» Легио Темпестус, по восточному маршруту в Гокс, надеясь до ночи успеть к сборочным площадкам горы Сигилит. Каждый шаг давался с трудом. Мерные движения ног перемешивали тёмные хлопья биологических отходов, скопившихся на дне раки. Пальцы подёргивались и дрожали.

Все каналы связи с ульем и легио были отрезаны несколько дней назад. Опасный, развращающий, всепроникающий мусорный код Архиврага начинал засорять каналы, и Лустигу пришлось деактивировать вокс, пикт-поток и все остальные устройства приёмопередачи. Он подумывал, не остался ли «Никомах Игникс» последней действующей махиной Темпестуса? Без доказательств обратного это казалось вполне вероятным. Лустиг оставил «Доминус Аякс», опрокинутого на спину и горящего, во дворе обогатительного завода неподалёку от мануфактума Аргентума. Оставил «Аквилус Аггрессор», с простреленным торсом и зверски ослеплённого, сидящего привалившись спиной к высокой стене водовода, с раскинутыми ногами, словно умирающий пехотинец, прислонившийся к стенке окопа. Из шеи и пробитой грудины «Аггрессора» валил тошнотворный дым. Он видел доблестного «Разбойника» «Амфитон», лежащего лицом вниз в высохшем речном русле, выгоревшего и почерневшего, словно тот прошёл сквозь солнце. Он видел грозного «Пса войны» «Канариус», взорванного и лежащего на боку за мраморным фасадом храма рабочего поселения, без ног и одной орудийной конечности, отгрызенных, словно кто-то рвал его на куски и пожирал в каком-то жутком, голодном неистовстве. Он видел сожжённый торс «Разбойника», безымянного и неузнаваемого, на вершине огромной кучи щебня, а потом, полукилометром дальше, на разрушенной улице рабочего посёлка — его оторванную голову, слепо уставившуюся в небо. По голове он с горечью узнал «Дилигенс Эродитус» — принцептуру своего давнего друга и партнёра по регициду Доркаса Веймула.

Он видел слишком много. Если он сумеет вернуться живым, то наверняка встретит гневное осуждение повелителей кузницы. Как он мог оставить столь многих умирать? Как можно было потерять столь многих? Как посмел он остаться в живых, когда остальные погибли?

Последние несколько часов до него доходили низкие, животные стенания, эхом отражающиеся по БМУ. «Никомах Игникс» ощущал боль и тоже скорбел. Он видел безнадёжные потери и перечень павших и стенал в отчаянии. Лустиг чувствовал его мысли. Они дёргали его разум, прерывистые и полные страдания. «Никомах Игникс» страстно желал вернуться и беспощадно отомстить за потери, хотя и понимал, что работает на пределе возможностей.

«Заправимся, перезарядимся, — пообещал Лустиг махине, стараясь утешить её страдания. — Заправимся, перезарядимся — и тогда мы придём за расплатой к бездушным врагам».