Тюрьма особого назначения

— Исповедь никогда не подлежит огласке, если только сам исповедующийся не пожелает обратного.

Мы пересекли тюремный двор и, не встретив ни единой души, зашли ко мне.

Я предложил доктору сесть на стул, а сам расположился напротив, на кровати, не сводя с него вопрошающих глаз. Наконец Семен Аронович поднял на меня растерянно-блуждающий взгляд и произнес совершенно удививший меня монолог.

— Отец Павел, я — преступник, заслуживающий самого строгого наказания! Я достаточно долгое время продавал выделяемые мне для медицинских нужд ампулы морфия и имел за них довольно приличные деньги. Случилось так, что моим покупателем был человек, связанный с какой-то бандитской группировкой. До вчерашнего дня я об этом даже не догадывался. Я думал, что этот человек — такой же, как и я, врач, получающий мизерную зарплату и желающий хоть как-то улучшить свое материальное положение. Пусть даже таким, не слишком чистоплотным, способом. Сами знаете, какое сейчас трудное время! Но вчера, когда я получил новую партию медикаментов и принес ему на продажу морфий, в его кабинете меня поджидал совершенно незнакомый мужчина, явно принадлежащий к организованной преступности. Он в ультимативной форме потребовал от меня, чтобы я пронес в тюрьму ампулу с вирусом гепатита А и разбил ее в камере номер восемь, где содержится бывший банкир и главарь банды Тимур Завьялов. — На лбу у доктора выступил пот, руки его дрожали. — Сразу же после установления диагноза таких больных, согласно инструкции, следует незамедлительно отправить на лечение в областную тюремную больницу, в Вологду. А сбежать оттуда — дело техники. Это вам не тюрьма особого назначения... Понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, доктор. Продолжайте!

— Если я откажусь выполнить «их» условия и Завьялов не заболеет гепатитом и не окажется за пределами острова, мне и моему знакомому, который лишь под давлением обстоятельств был вынужден сдать меня дружкам Завьялова, грозит гибель. Если же я расскажу о шантаже и планируемом побеге заключенного полковнику Карпову, то и при таком раскладе живым из этой передряги мне не выбраться. Уж точно не выбраться! У меня только один путь к спасению, только один... — Доктор умоляюще посмотрел мне в глаза.

— Какой же именно?.. — Я не догадывался, какой хитроумный ход придумал Семен Аронович, чтобы спасти свою голову, но уже понял, что в предлагаемом им спектакле одну из главных ролей придется сыграть мне.

— Я подумал, отец Павел, что если Завьялов действительно заболеет гепатитом и его переведут в городскую тюремную больницу, но ему не удастся сбежать, поскольку попытка побега будет жестко пресечена, в таком случае у меня есть шанс... Бандиты не дураки и прекрасно поймут, что единственный способ вызволить своего дружка упущен ими безвозвратно. Даже если представить себе, что после неудачной попытки побега Завьялова все же оставят в больнице, то ему уж точно постараются обеспечить такую охрану, что о побеге можно забыть. Да и с меня взятки гладки — я сделал все, что в моих силах. — Доктор развел руками. — Вся загвоздка такого плана состоит в том, чтобы... — Доктор замялся. — В общем, в больнице вместе с Завьяловым должен очутиться человек, знающий о том, что заключенный специально заражен инфекционной болезнью. Этот человек, следовательно, должен быть и в курсе того, что в самое ближайшее время будет предпринята попытка освободить Завьялова. Механизм побега, скорее всего, ими заранее отработан. Возможно, они подкупят несколько человек из медицинского персонала и охраны. К новому «пациенту» первое время всегда повышенное внимание, потом оно постепенно притупляется. Особенно если больной оказывается спокойным и послушным. Попытка побега будет предпринята, как я думаю, где-то в коротком промежутке в два-три дня между выздоровлением и отправкой обратно на Каменный. Деталей побега я, естественно, знать не могу. Главное, чтобы они стали известны человеку, находящемуся вместе с Завьяловым в больнице. Он должен заранее знать, что и когда должно произойти...

— Вы действительно попали в чрезвычайно неприятную ситуацию, Семен Аронович, если не сказать больше, — ответил я, чрезвычайно удивленный изощренностью ума тюремного доктора. — То, что с вами произошло, есть не что иное, как кара Небесная за грех торговли ядом, убивающим миллионы людей во всем мире. Согласен, что единственный для вас способ избежать смерти — это не допустить побега Завьялова. Но для этого, возможно, есть гораздо более простое решение, чем специально заражать его инфекционной болезнью, направлять в тюремную больницу Вологды, а после пытаться не допустить, чтобы он оказался на воле. Можно поступить иначе...

— Поздно, отец Павел! — Доктор опустил голову, якобы заинтересовавшись состоянием шнурков на своих ботинках. — Уже слишком поздно...

— Как поздно? О чем вы говорите? — резко спросил я, уже догадываясь, к чему он клонит.

— Уже слишком поздно, — повторил доктор, едва шевеля губами. Он поднял на меня бледное лицо и произнес, выделяя каждое слово: