Лиза усмехнулась, вспомнив, что она сотворила, закрыв последнюю страничку книжки. Дело было как раз в ее ночное дежурство летом. Года три назад стояла знойная жара, и тело ее, страдающее в оковах тесного белого халата, покрытое тончайшей липкой пленкой пота, требовало освежиться. Она пошла в душевую, закрылась там, включила холодную воду и забралась под прохладный дождик. Кожа на крепких аппетитных ногах, животе, мягких женственных руках тут же покрылась пупырышками. Тяжелые груши грудей подобрались, набрякли, а соски съежились, затвердели и встали торчком. Она провела ладонями по грудям и ощутила прилив приятного возбуждения – так было всегда, когда она, стоя под душем, невольно ласкала сама себя. Лиза гладила живот, пах, бедра, потом ее ладони забрались назад, к выпуклым крепким ягодицам. Ей нравилось собственное тело – сильное, налитое, с туго натянутой эластичной кожей…
Лиза прибавила горячей воды и, закрыв глаза, подняв лицо вверх, наслаждалась водяными струями, которые нежно хлестали по ее грудям, щекам, плечам, животу. Руки совершали пробежку – от шеи к бедрам, от паха к ягодицам. А потом она и сама не поняла, как это произошло. Только каким-то внутренним чутьем осознала, что впереди самое восхитительное, самое долгожданное… Вот уже ее правая ладонь остановилась на лобке, и пальцы осторожно раздвинули мокрые, спутавшиеся волосы между ног. Там, в зарослях коричневых кудряшек, таилось горячее ущелье. Снизу, от лобка до поясницы, ее пронзила острая сладкая боль. Лиза открыла горячий кран до отказа. Потоки воды обожгли ее плечи и спину. Левой рукой она яростно гладила груди, пальцами сжимала налившиеся соски и приподнимала тяжелые округлые плоды на ладони, точно взвешивая их. В следующую секунду снизу, бурля, ее захлестнула головокружительная волна оргазма.
От одного этого воспоминания ей стало нестерпимо жарко. Когда же, наконец, появится ее желанный скульптор и начнет лепить из нее очередную композицию Камасутры?
После шести Лиза совершила привычный обход больных по палатам и, приняв противозачаточную таблетку, села у себя в кабинете дожидаться гocтя. Часов около семи в дверь постучали. Лиза, радостно вспыхнув, отозвалась:
– Входите!
Вошел Слава.
– Тут такое дело, Лизонька, – широко улыбаясь, заговорил скульптор, положив свои ладони на полные женские плечи.
Запахнувшись легкой простынкой, Елизавета понемногу приходила в себя. Слава Харцвели бережно поглаживал ее груди, живот, бедра, отчего приятная истома распространялась по всему телу.
– Лиз, можно попросить тебя об одном одолженьице? – осторожно начал разговор Харцвели-скульптор.
– О каком? – насторожилась женщина, повернув к нему раскрасневшееся лицо.
– Елизавета, ты, я знаю, укольчики делаешь новеньким сидельцам, – начал Славка Харцвели. – Залечиваешь их, болезных.
– О чем ты?
– Да ты глазки-то не округляй. Я ведь все знаю. Этих ребятишек надо побыстрее на ноги поставить. Колоть будешь теперь что-нибудь укрепляющее. Витамин Бэ, Цэ, Е – уж не знаю, тебе виднее. Кальций там какой-нибудь, алоэ.
Медсестра удивленно глядела на своего любовника.
– Славка, да ты в своем ли уме? Кто ж мне такое позволит? Ветлугин… мне ампулы сам выдает! Что ж я, без его ведома буду менять?
– Почему без его ведома, Мулла с ним обо всем договорился, – перебил Харцвели. – Он сам назначил. Одна только у Ветлугина просьбица, чтоб он как бы не был в курсе, что ты там им вкалываешь. Ну, чтоб все было вроде как прежде. Поняла?
Елизавета усмехнулась и невольно провела ладонью по могучим налитым полушариям, точно охорашивалась перед зеркалом.
– Да это же дело подсудное… наказуемое, Славка. А если Александр Тимофеевич Беспалый узнает – тогда что?
– Верно говоришь, Лиза, Александр Тимофеевич ничего знать не должен. Колют и ладно, а что именно – не его собачье дело.
– То есть ты хочешь, чтобы я молчала как рыба? – наклонила голову Елизавета. – Ну и с какой такой радости мне это надо?
– Пойми, если я не выполню этого поручения с твоей помощью, то Мулла прикажет порезать меня на куски. Неужели тебе не жалко бедного грузина? А Мулла шутить не любит, ты ж его знаешь – серьезный старик.
Лизка глубоко вздохнула и согласилась:
– Противный ты мужик, Славка! Хорошо, сделаю. Завтра же начну витаминчики твоим пацанам колоть.
И Елизавета Васильевна Свиридова, свернувшись калачиком и положив голову на грудь Славе Харцвели, сладко задремала.
Мулла стоял на улице и глядел на освещенное окно Лизиного кабинета. Если зажжет настольную лампу – значит, сговорились. Если нет – плохо дело.
Харцвели осторожно приподнял голову девушки и бережно положил на подушку. Не одеваясь, протопал к окну. Распахнув занавеску, всмотрелся в темень – на первый взгляд, никого, но где-то у самой запретки должен стоять Мулла, который внимательно всматривается в глубину комнаты. Нажав на кнопку светильника, Слава отошел от окна.
Увидев, как вспыхнула настольная лампа, Заки Зайдулла довольно хмыкнул и направился в свой барак.
Глава 49
Возвращение