Тьма

Стремительная гонка несколько возбудила меня. Я заметил это не сразу, а когда заметил, удивился тому, что подобное чувство овладело мной в мире духов. Кажется, оно просачивалось ко мне от Копченого.

Мы пролетели довольно близко от дядюшки Доя и матушки Готы, но они нас не заметили. Зато, промчавшись над моей собственной резиденцией, изрядно перепугали лошадей. То, что Ревун направил ковер к заснеженному каньону, отнюдь не повергло меня в изумление. Копченый не замечал ничего до тех пор, пока приземлявшийся у логовища Душелова Ревун не переполошил ворон. Галдящие птицы отвлекли меня. Только на миг, но Копченый тут же заартачился. Она есть тьма.

Что?

Я насторожился. Но продолжения не последовало.

Я метнулся прочь, вверх и в сторону, вознамерившись вернуться в свою плоть. Довольно и того, что мне удалось узнать о заговоре Душелова и Ревуна, к которому причастны Нарайян Сингх и Дщерь Ночи. Копченый, как бы слабо ни улавливалось его состояние, пребывал в ужасе.

Там был ужас. Он блуждал в ночи. Устремляясь к своему телу, я уловил гнилостный запах. Но ничего не увидел. Задержавшись, я установил, откуда исходит смрад, и поспешил прочь от его невидимого источника.

Чем, возможно, обнаружил себя. Зловоние усилилось, впечатление было такое, будто нечто надвигается прямо на меня. В мире духов мерцал свет. На миг передо мною возникло безобразное лицо Кины, смотревшей в мою сторону. Глаза ее были слепы, но ноздри раздувались, словно она пыталась уловить мой запах. Возможно, она уловила ужас Копченого. Он летел, охваченный паникой. Она есть тьма.

На сей раз эта фраза – или мысль – была едва уловима. Но я ее уловил. И уверился в том, что это не игра моего воображения.

54

Старик не слишком удивился тому, что Душелов вступила в сговор с Ревуном.

– Не то, чтобы я это предвидел, – сказал он, – но возможности такой вовсе не исключал. Они веками обделывали вместе свои делишки. Возможно, теперь мы ухватим Длиннотень за яйца.

– Не худо бы не только ухватить, но и держать покрепче, учитывая, что он контролирует Врата Теней… Есть еще кое-что…

– Что именно?

– Копченый начинает выказывать признаки личности. Как мне представляется.

Я рассказал Костоправу, что произошло.

– Хреново. Для нас будет некстати, ежели он очухается сейчас, – Старик задумался. – Но если он начал приходить в себя, не представляю, как это можно остановить.

– На сей счет лучше посоветоваться с Одноглазым.

– И то сказать, пришли-ка его сюда. Постой, не уходи. Расскажи о той части крепости, где скрываются девочка и Сингх.

Оказалось, что это не мимолетный интерес. Старик захотел увидеть все на чертеже. А поскольку я уже нанес это место на план Вершины, мне оставалось только извлечь бумаги из норы Одноглазого. Заодно я вытряхнул оттуда и самого колдунишку, всю дорогу ворчавшего из-за того, что его разбудили посреди ночи. Когда Старик получил все, что хотел, я задернул занавеску, отгораживавшую альков Копченого, и завалился спать, оставив их разбираться с чертежами и планами.

Возвращение во плоть не избавило меня от Кины. Она подстерегала меня во снах. Едва сомкнув глаза, я угодил на равнину скелетов, где ждала меня Сари. На сей раз мне не стоило особого труда вспомнить о том, что это не более, чем иллюзия. Женщина из сна мало походила на Сари, влачившую свои дни в храме Вин Гао Ган. Несмотря на бледность и изгиб шеи, характерный для жертвы Обманников, она была слишком молода и свежа.

У меня зародилось подозрение, что при всем своем могуществе Кина слишком медлительна и напрочь лишена воображения. Даже удивительно, что она смогла использовать Госпожу.

Правда, Госпожа не ведала, с чем или с кем имеет дело. А неведение есть щель в броне, в которую неизменно нацелится знающий противник. И уж, конечно же, Кина, царица Обманников. Но теперь уже не имело значения, каким образом Кина одурачила Госпожу. Главное, что ей не удалось провести меня.

Эта мысль сделала меня неспособным притворяться обманутым. Я даже не попытался сделать вид, будто сочувствую ложной Сари. И тогда ее плоть стала гнить и оползать с костей прямо у меня на глазах. Тошнотворный трупный запах разложения, «духов Кины», ударил мне в нос. А маячившая в сероватой мгле Тень уплотнилась, обернувшись танцующим четвероруким чудовищем в сто футов ростом. Топот тяжелых ног поднимал тучи костной пыли. С клыков капала ядовитая слюна. Глаза пылали, как темные уголья, украшения из черепов клацали в ритме танца. Дыхание ее было чумным поветрием. Дщерь Ночи угнездилась на ее плече, словно вторая, крохотная голова. Она пребывала в возбуждении, как ребенок, которого взрослые впервые взяли на ярмарку.

С носилок протянулись костлявые руки. Скелет Сари потянулся ко мне. Я напряг волю, силясь избежать губительных объятий – и мне это удалось. Я взмыл вверх и отлетел назад на несколько футов. Вот те на! Я попробовал снова, и снова, одним лишь усилием воли, смог переместиться на некоторое расстояние. А ведь до сих пор мне и в голову не приходило, что в этих снах я могу контролировать свое положение.