Тьма чернее ночи

– Верно. Думаю, просто сова вообще.

– Какого она цвета?

– Э-э… в основном коричневая. Спина и крылья.

Он достал из карманов пару сложенных листочков из блокнота и ручку. Оставил недоеденную сосиску и приготовился писать.

– Итак, современная иконография. Сова – символ мудрости и истины, символизирует знание, общую картину в противоположность мелким деталям. Сова видит в темноте. Другими словами, видеть в темноте – значит видеть истину. Она изучает истину, следовательно, получает знания. А от знания идет мудрость. Уловил?

Записывать это Маккалебу не требовалось. Доран говорила очевидные вещи. Но просто чтобы не терять мысль, он записал строчку.

Видеть в темноте = Мудрость.

Потом подчеркнул последнее слово.

– Так, превосходно. Что еще?

– Это в основном то, что я наскребла по современному применению. Но если отправиться в прошлое, становится весьма интересно. Наша подружка сова раньше была плохой девчонкой.

– Рассказывай.

– Доставай карандаш. Сова неоднократно встречается в искусстве и религиозной иконографии с раннего Средневековья до позднего Возрождения. Ее часто изображали в религиозно-аллегорических произведениях: росписи, церковные витражи и тому подобное. Сова была…

– Хорошо-хорошо, Брасс, но что она означала?

– Подхожу. Иногда в ее значении возникали нюансы, но, по существу, она была символом зла.

Маккалеб записал.

– Зло. Хорошо.

– Я думала, ты обрадуешься.

– Просто ты меня не видишь. Я стою на руках. Что еще?

– Дай мне пройти по всему списку. Он составлен из фрагментов, критической литературы по искусству того периода. Встречаются ссылки на изображения сов как символа, я цитирую: рока, врага невинности, самого дьявола, ереси, глупости, смерти и несчастья, тьмы и, наконец, страданий человеческой души в ее неотвратимом пути к вечным мукам. Мило, а? Мне нравится последнее. По-моему, в четырнадцатом веке торговля чипсами с изображением совы на пакетах не пошла бы.

Маккалеб старательно записывал.

– Продиктуй еще раз последнее.

Она повторила, и он записал дословно.

– Так, теперь дальше, – продолжала Доран. – Есть еще кое-какие трактовки совы как кары за зло или кары за гнев. Так что в разные времена и для разных людей символ явно трактовался по-разному.

– Кара за зло, – повторил Маккалеб, записывая. – Он посмотрел на листок. – Что-нибудь еще?

– Этого недостаточно?

– У тебя там названы книги, где это как-то представлено, или имена художников и писателей, которые использовали так называемую птицу тьмы в произведениях?

Зашелестели страницы. Несколько минут Доран молчала.

– У меня тут немного. Книг нет, но могу сказать тебе имена некоторых упомянутых художников, и, возможно, ты накопаешь еще что-нибудь в Интернете или в библиотеке университета.

– Хорошо.

– Мне надо торопиться. Мы тут скоро начнем.

– Диктуй.

– Есть художник Брейгель, который нарисовал врата ада в виде огромного лица. В ноздре этого лица угнездилась коричневая сова.

– Прекрасно. – Маккалеб записал описание. – Продолжай.

– Еще двое, известные использованием совы как символа зла, это Ван Оостанен и Дюрер. Названий картин у меня нет.

Снова шелест страниц. Маккалеб попросил продиктовать имена по буквам и записал их.

– Так, вот еще. Произведения этого типа, по общему мнению, переполнены совами. Я не могу произнести его имя целиком. По буквам «И-Е-Р-О-Н-И-М-У-С». Голландец, заметный деятель северного Ренессанса. По-моему, совы там повсюду.

Маккалеб посмотрел на лист бумаги на столе. Продиктованное имя показалось ему знакомым.

– Ты забыла фамилию. Как его фамилия?

– Ой, прости, Босх. Похоже на свечи зажигания «Бош». Пишется так же, а произносится по-другому.

Маккалеб застыл. Он не двигался, не дышал. Смотрел на имя на странице, не в состоянии записать только что названную Доран фамилию. Наконец повернул голову и посмотрел туда, где в последний раз видел уходящего Гарри Босха.

– Терри, ты слышишь?

Он очнулся:

– Да.

– Вот и все, что я нашла. Мне пора – мы тут начинаем.

– Что-нибудь еще по Босху?

– В общем, нет. И мое время вышло.

– Ладно, Брасс, большое спасибо. Я у тебя в долгу.

– Причем я в один прекрасный день попрошу вернуть. Дай мне знать, чем все кончится, ладно?

– Договорились.

– И пришли мне фото малышки.

– Пришлю.

Маккалеб медленно закрыл телефон и написал внизу страницы напоминание послать Брасс фотографию дочери. Это было просто предлогом не смотреть на записанное его рукой имя художника.

– Дерьмо!.. – прошептал он.

Маккалеб долго сидел, погрузившись в свои мысли. Совпадение – такая зловещая информация всего через несколько минут после ленча с Гарри Босхом – тревожило. Еще несколько минут Маккалеб изучал свои записи, но знал, что в них нет необходимых ему сведений из первоисточника. Наконец снова открыл телефон и набрал справочный номер 213. Через минуту он уже звонил в отдел кадров полицейского управления Лос-Анджелеса. После девяти гудков ответил женский голос.

– Я звоню по поручению управления шерифа округа Лос-Анджелес. Мне надо связаться с одним служащим полиции Лос-Анджелеса. К сожалению, я не знаю, где он работает. Знаю только фамилию.