Тьма императора

Император погладил дочь по волосам. Темные, мягкие, так похожие на волосы его матери… Она умерла, когда ему было восемнадцать, затем постепенно зачах и отец. Именно он рассказал Арену, Аарону и Анне, что Альго могут по-настоящему любить только раз в жизни. Что они горят как огонь, пока жив их любимый, но если с этим человеком что-то случится – превращаются в пепел.

Аарону и Анне повезло – они счастливо и взаимно любили. А вот Арен никак не мог добиться взаимности от Агаты Арманиус – девушки, которую он выбрал. Наверное, именно тогда, глядя на его мучения, брат и решил убить Агату, полагая, что это ослабит Арена так же, как отца ослабила смерть матери. Да еще и спланировал все так, словно это Агата пыталась убить жениха, но ошиблась, поэтому и погибла сама.

Было ли это настоящей любовью? Ведь Арен, в отличие от своего отца, не умер. И не ослаб, а стал императором через два года после гибели невесты.

Волосы Агаты-дочери скользили между пальцев… Какие мягкие! За один этот волосок он и умереть готов…

Нет, конечно, то была любовь. Арен до сих пор ощущал внутри себя горечь и боль, когда вспоминал сестру Берта Арманиуса. И на месте сердца – словно пустота, бездна, тьма, которую ничем не заполнить, как ни старайся.

Если только детьми.

– Арен…

Он оглянулся и сразу ощутил эмоции вошедшей в спальню Виктории. Удивительно, как раньше не почувствовал. Наверное, слишком погрузился в себя.

От жены неприятно веяло холодом. Именно так Арен часто ощущал страх.

– Что случилось? – Она быстро подошла ближе, глядя то на него, то на Агату. – Что с нашей девочкой?

– Сядь. – Император усадил Викторию на свое место, а сам встал. – Я сейчас все тебе расскажу.

Очень коротко и быстро Арен поведал жене о случившемся и, как только замолчал, услышал вполне ожидаемое:

– Это София!

Виктория полыхала яростной ненавистью, и это настолько давило, что император, поморщившись, поставил щит.

– Не говори ерунду, Вик.

– Ты ее выгораживаешь, потому что она твоя любовница! – выпалила жена обвиняюще, и краем глаза Арен заметил, как Тадеуш, отключавший в этот момент капельницу, чуть вздрогнул. – Она очевидно виновата!

Император сделал вдох, пытаясь унять раздражение.

– Вик, давай в том, кто виноват, а кто нет, будет разбираться Гектор. Это его работа.

– Пока он будет разбираться, эта дрянь отравит наших детей! – взвизгнула Виктория. Наверное, она сделала это слишком громко – Агата вдруг застонала и завозилась.

Тадеуш тут же бросился к столику, схватил какую-то бутылочку и вернулся обратно к постели. Отвинтил крышку и поднес флакон к носу наследницы.

– Мы-ы-ы, – замычала Агата, отворачиваясь, и открыла глаза. Они слезились.

– Поговорите с ней, – сказал Тадеуш негромко, делая шаг назад. – Так она быстрее придет в себя.

– Девочка моя хорошая, – тут же запричитала Виктория, склоняясь над дочерью. – Миленькая моя, любимая, маленькая. Ты слышишь меня, моя радость?

– Ма… – Агата вздохнула, бледнея. – Тошнит…

– Это нормально, – произнес Тадеуш быстро. – Интоксикация еще не прошла до конца. Ее высочество будет периодически тошнить несколько дней.

– Инто… – попыталась повторить девочка, но быстро замолчала. Огляделась и, чуть нахмурившись, спросила: – А где… Алекс? И Софи?

Эмпатический щит Арена задрожал – жена вновь разозлилась.

– Алекс скоро придет, – ответил император ласково и, сев на корточки, коснулся губами лба дочери. – И Софи…

– Софи ты больше не увидишь! – перебила его Виктория. – Забудь ее!

– Почему? – удивилась Агата, и глаза ее наполнились слезами.

И тут Арен сделал то, что раньше считал недопустимым в семейной жизни, – он поставил на жену печать молчания. Виктория открыла рот, попыталась что-то сказать – но до них не донеслось ни звука.

– Твоя мама сердится на Софию, Агата, вот и говорит так. Не волнуйся. Конечно, ты увидишь свою аньян. И скоро.

– Сердится? – Агата шмыгнула носом. – Но за что?

– Ты отравилась конфетой, моя радость. А конфеты подарила София.

– Но… она же не виновата. Да, пап? Софи такая хорошая, добрая, мы с Алексом ее очень любим! Не надо ее увольнять!

Виктория впилась ногтями в руку Арена, пытаясь заставить его снять печать, но он только головой покачал.

– Не буду. Сейчас, моя радость, я схожу за Алексом. А ты пока побудь с айлом Родери. С кровати не вставай.

– Да, пап.

Император поднялся с корточек и, аккуратно взяв под локоть Викторию, тоже потянул ее к выходу. Жена смотрела на него почти с ненавистью, явно полыхая от гнева. Арен вышел, закрыл дверь и, не снимая с супруги печать, очень тихо сказал:

– Вик, я предупреждаю. Не надо нервировать ни Агату, ни меня. Если ты еще что-то скажешь при детях о Софии, ее вине или увольнении, эта печать останется на твоих губах надолго. Ты поняла?

Виктория покраснела от недовольства – даже белки глаз словно порозовели, но все же кивнула.

– Тогда я сейчас сниму ее. Но если я услышу то, что меня не устроит, печать немедленно вернется на место, а ты отправишься в свою комнату на пару дней.

– Я тебе не маленькая девочка, Арен, – прошипела освобожденная Виктория, – чтобы запирать меня в комнате.