Тьма перед рассветом

Наверное, неясная угроза, таившаяся в неподвижности и молчании Лейтона, насторожила герцога. Глаза его подозрительно сузились и он с внезапным интересом окинул взглядом фигуру молодого человека, впервые обратив внимание на чеканный аристократический профиль и бронзовое от загара лицо. Что-то неуловимо знакомое было в надменности его позы, в том, как он стоял, горделиво выпрямившись, будто бросая вызов каждому, кому придет в голову безумная мысль оскорбить его. Что неосознанно тревожило Доминика. Внезапно герцогу показалось, что он уже был когда-то знаком с этим человеком.

— Лейтон? — задумчиво пробормотал он, чуть наморщив лоб. — Мне кажется, я где-то слышал это имя. Вы ведь англичанин, я не ошибся?

— Да, ваша светлость. Впрочем, поскольку я уже довольно давно ношу звание капитана, то почти отвык называть свой титул — маркиз Джейкоби, коротко сказал Данте.

Теперь пришла очередь старого герцога пытаться скрыть невольное изумление. Он наконец узнал Лейтона. Но то, что человек со зловещей репутацией пирата и контрабандиста, капитан печально известного Морского Дракона, вдруг оказался аристократом, ровней ему по знатности рода, оказалось для него полной неожиданностью.

Настало время герцогу застыть от удивления. Несколько минут он молчал, явно переваривая неожиданную новость. Данте Лейтон вдруг оказался знатным и титулованным человеком, и это заставило герцога позабыть о привычном высокомерии. Но было кое-что такое, что не могло измениться. И на тот вопрос, что не давал ему покоя, Люсьен Доминик готов был потребовать ответ у самого короля.

— К сожалению, я так и не услышал, почему вы так долго удерживали мою дочь на борту вашего корабля. Мне также непонятно, почему вы немедленно не уведомили меня о своем прибытии в Лондон. Вы здесь уже несколько дней, но если бы я заранее не отправил своего человека следить за прибывающими судами, то так бы и оставался в счастливом неведении относительно возвращения моей дочери. Вы считаете, это нормально? — осведомился герцог, он едва сдерживал душивший его гнев.

— Вы, похоже, забыли, что моя дочь была злодейски похищена из моего дома, и вся наша семья места не находила от горя, не зная, жива ли она. А теперь я вдруг узнаю, что она уже несколько дней, как вернулась, и даже не дала себе труд успокоить близких, а мы по-прежнему гадаем, увидим ли мы её когда-то. — Герцог бросил гневный взгляд на пылающее от стыда лицо дочери, он ждал объяснений. Заметив её виноватый взгляд, он недоверчиво покачал головой, догадываясь, что и она приложила к этому руку. Странно. Девочка никогда не была черствой. — Рея?

— Ах, отец, постарайся понять, — упавшим голосом произнесла Рея. Подняв к отцу затуманенные слезами глаза, она будто бы молила простить ей такую жестокость. — И дня не проходило, чтобы я не вспоминала тебя или маму, и всех, кого я люблю. Если бы ты только знал, как безумно я скучала без вас, как мне вас недоставало! Я хотела сразу сообщить вам, что благополучно вернулась в Лондон, но потом мы с Данте решили, что будет лучше, если сначала с него снимут подозрения в похищении меня ещё в Чарльзтауне. Он был уверен, что пока он полностью не очистит свое имя от всех этих нелепых подозрений, ему вряд ли дадут уехать из Лондона. А ведь именно я была тем человеком, чьи показания могли доказать его полную невиновность.

— А сейчас, отец, нам удалось доказать, что Данте совершенно неповинен ни в моем похищении из Камаре, ни в том, что силой удерживал меня на борту Морского Дракона. Ты помнишь, что сказал сэр Морган — я бы неминуемо погибла в Чарльзтауне, если бы капитан Лейтон не взял меня на борт своего корабля. А Хьюстон Кирби, его слуга, возился со мной, как нянька, пока не выходил, да и вся команда была так добра ко мне! Как же я могла бросить этих людей именно тогда, когда они нуждались в моей поддержке? — взмолилась Рея. — Мне ничего не оставалось, как задержаться и дать показания в их защиту. А теперь и Данте, и его команда полностью оправданы. Вся команда будет распущена, и как только капитан распределит найденные богатства между своими матросами, мы немедленно вернемся к себе в Камаре. — её взгляд умоляюще перебегал от одного к другому, ведь эти двое были для неё дороже жизни. Но как только её глаза встретились с глазами Данте, в них что-то неуловимо изменилось.

От герцога не ускользнула нежность в глазах молодых людей и это не слишком ему понравилось. Теперь для него было совершенно очевидно, что его нежно любимая дочь находится под сильным влиянием Данте Лейтона.

— Я могу подтвердить, что Рея хотела немедленно дать вам знать о своем возвращении, но именно я отсоветовал ей писать вам. Из чисто эгоистических соображений я воспользовался её глубочайшей любовью к семье, — с нарочитой грубостью признался Данте. В этот момент трудно было понять, кто же был больше ошеломлен этим признанием — Люсьен Доминик или его дочь.

— Данте? — Рея с трудом заставила поднять на него глаза.