Китарак занимался с ними псионикой в центральной комнате, «большой комнате», так он называл ее. Большую часть времени все трое проводили именно в ней, сидя на матрацах, и учили, учили, учили. Учили, как манипулировать светом и звуком, как читать мысли, как закрывать свои мысли от других телепатов, как усиливать все остальные свои чувства. По меньшей мере раз в день они выходили наружу, в сухой каньон, и там Китарак показывал им как сражаться при помощи сознания, как защищаться от таких атак, как сражаться без всякой псионики, голыми руками.
Так как они почти все время проводили вместе, то редкие часы свободного времени они проводили в одиночестве. Кайана обычно отдыхала в библиотеке, читая старые книги и не обращая ни малейшего внимания на Джедру с Китараком. Ночью она спала с Джедрой на одной кровати, но судя по ее отношению к нему, можно было подумать, что она на другой стороне дома. Джедра даже стал тосковать по времени в пустыне; по меньшей мере там было настолько холодно, что они невольно обнимались, чтобы согреть друг друга.
Они общались только тогда, когда соединяли свои сознания. Это было замечательно, как всегда, но приводило в конце концов к еще большему разочарованию, так как всякий раз, когда они соединялись, появлялось ощущение, что все их проблемы решены, а потом обнаруживалось, что все осталось как было. Тем не менее они очень многому научились таким образом, так как Китарак обнаружил, что намного легче учить их, когда они связаны, но теперь уже они оба стали бояться этих длинных учебных объединений, особенно тогда, когда тор-крин сосредотачивался на чем-то таком, чего каждый из них не мог сделать в одиночку. А так как Китарак никогда не спал, такие долгие соединения истощали их, как морально так и физически, и совсем не способствовали успокоению нервов.
Джедра с тоской вспоминал как было чудесно, когда они объединялись с Кайаной только для удовольствия, а не потому, что на них кто-то напал. Обучение Китарака как раз и напоминало очередную атаку, но Джедра знал, что тор-крин старается довести их до совершенства. Но все равно, такое постоянное давление становилось все труднее и труднее переносить. Было бы просто замечательно, если бы ему удалось хоть ненадолго расслабиться, может быть заняться чем-либо с ней.
Наконец, не выдержав, однажды ночью, примерно через две недели после их появления в доме Китарака, Джедра дождался, когда Кйана подошла к кровати после еще одного затянувшего допоздна сидения в библиотеке, и пока она раздевалась в темноте, он шепотом спросил, — Кайана? — Он мог бы сказать это мысленно, но даже после многих часов занятий, в течении которых он старался уменьшить слышимость своих ментальных посланий, он не был уверен, что Китарак не слышит их.
— Хммм? — Кайана застыла на месте, черный силуэт на фоне еще большей темноты.
Джедра мог бы без труда увеличить количество света, попадающее ему в глаза, и увидеть все ясно, как днем, но не стал, так как она не хотела, чтобы он ее видел голой. Он перевел взгляд на потолок, стараясь не поддаться искушению, и сказал, — Ты помнишь самый первый раз, когда мы объединили наши сознания для удовольствия?
Она закончила снимать с себя юбку, которую сделала несколько дней назад из старой наволочки для подушки. — Нет, — сказала она.
— Потому что мы никогда так не делали.
— Нет, мы делали, — сказал она, автоматически противореча ему.
— Когда?
Она какое-то время молчала, не отвечая и не двигаясь, но потом сказала, — Это было в первую ночь в пустыне с Китараком, когда мы поцеловали друг друга на ночь.
Джедра опять подумал о той ночи. Прошло, казалось, миллион лет, но он все еще помнил ее в малейших подробностях. — Это была случайность, — сказал он, и поспешно добавил, — но я имел в виду совершенно другое.
Кайана бросила свою юбку в угол и надела ночную рубашку, подарок эльфов, она постирала и починила ее. — Ну, и что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, почему бы нам не сделать это еще раз?
— Потому что я устала и в плохом настроении, — сказала она, садясь на кровать, — у меня болит голова и я хочу спать.
— И все это мгновенно исчезнет, как только мы соединимся.
— И все это немедленно вернется в десятикратном размере, как только мы разъединимся, — ответила она.
— Держу пари, что не вернется.
— Что ты знаешь об этом? У тебя голова не болит.
— Хочешь поспорим?
— Что это все значит?
Джедра потянулся и взял ее руку, немного добавив себе свету, чтобы не промазать. — Это значит, что я не слишком-то счастлив здесь, Кайана. У меня даже в мыслях не было, что все произойдет именно так. Я хотел бы прожить с тобой всю мою жизнь, долго и счастливо, а не проводить большую часть своего времени чувствуя себя несчастным из-за того, что я могу сделать или ревнуя к тому, что я не могу.
— В этом мире ничего не может быть долго и счастливо, — сказала Кайана, но руку не отняла.