Тьма века сего

Замершее время падает в вечность — и чернота расступается. Мартин выходит из нее — медленно, тяжело, как из зимней реки, он смотрит на свою руку, пальцы сжаты в кулак, пряча что-то в ладони, и он боится это выронить.

Чернота висит на нем клочьями, как паутина, липкая и гадкая. Мартин отряхивается, сбрасывая с себя черные лоскуты, и они тают, упав в пустоту. Он идет вперед, продолжая сжимать кулак, и только подойдя вплотную, видит Альту. Он смотрит растерянно и молчит.

Наверное, ему было туда нужно, в черноту. Просто так он бы туда не пошел. Наверное, это было что-то важное. Но почему ж он вечно лезет в самую гущу неприятностей!

Пустота перестает давить, позволяет заговорить и шевельнуться, и Альта шагает вперед и укоризненно вздыхает:

— Ма-артин…

***

Фридрих аккуратно убрал упавшую прядь, упавшую на лицо ведьмы, и снова подпер голову ладонью, упершись в подушку локтем. Альта хмурилась во сне. Она часто хмурится во сне. Слишком часто…

Глава 20

— Быть может, всё же лучше приляжешь?

Курт приподнял голову, склоненную над отчетом, который составлял последние полчаса. Буквы складывались с трудом — мелкие движения еще давались нелегко, спустя несколько минут руки начинали подрагивать, а голова кружиться, однако в себя он приходил куда быстрее, чем ожидал, хотя неприятное покалывание в груди нет-нет, да и просыпалось вновь.

— В могиле належусь, — возразил он и косо ухмыльнулся: — Тем паче, что я к ней теперь полностью готов в любое время.

— Брось, mon ami, ты за пару часов наверстаешь все отпущенные грехи, — отмахнулся фон Вегерхоф и, присев напротив, вздохнул. — Паломникам посчастливилось, что ты выжил. Je pense[108], Мартин был готов устроить аутодафе всему лагерю, не сходя с места.

— Это вряд ли, — все-таки отложив перо, Курт сжал и разжал пальцы, поднял ладони перед собою и поморщился, увидев, как они едва заметно дрожат. — Быть может, раздал бы пару тумаков, и на том все кончилось: он для глупостей парень слишком рассудительный и благоразумный. Видел — он был готов меня заколоть прямо на этой дороге, когда узрел мой дивный лик?

— Так ты скажешь, наконец, как сумел догадаться, что пересилить эту дрянь можно причастием? Нет, не в смысле — почему ты внезапно осознал пользу Святых Даров, а применительно именно вот к этому? Отчет — дело важное, но хотелось бы услышать это сейчас.

— Я не догадался, скорее почувствовал… — начал Курт и, подумав, поправил сам себя: — Или предположил. Словом, тогда мне это показалось логичным. Я помню, как меня ударил Мельхиор в подземелье Кельна, и это было совсем не похоже на то, что я ощутил сегодня.

— И что было сегодня?

— Такого, что я пережил сегодня, я не видел и не чувствовал прежде никогда. Не скажу, что большая часть моей службы состояла из стычек с малефиками, способными убивать или калечить словом или незримым ударом, однако испытать на себе доводилось всякое. Такого — ни разу.

— Ты сказал «она изменяет».

— А ты ответил, что понял меня.

— Предположил

, что понял, — уточнил стриг. — И теперь хочу понять, так ли это. Минотавр — ее работа?

— Подозреваю, что да. То, что я почувствовал, когда удар достиг цели… Это было похоже на попытку вывернуть меня наизнанку, отдельно вывернуть каждый орган, в каждом органе — каждый сосуд и связку, и так до наимельчайших частиц тела. Уж не знаю, намеревалась ли Урсула превратить меня в лягушку, но ощущение, что меня попытались pro minimum перелицевать, было явственным. Подозреваю, что ей такое не впервой, потому она и не стала тратить время и силы на то, чтобы бить дальше: была уверена, что мне и так конец… И вот тогда я вспомнил твой опыт. Твое причастие, которое изменило измененного тебя.

— Смелое предположение, — заметил фон Вегерхоф после нескольких мгновений молчания. — Не сказал бы, что ситуации настолько схожие, хотя и… А если б не помогло?

— Других идей в любом случае не было, — усмехнулся Курт, — а у этой было хоть какое-то обоснование. И как видишь, я жив, не стал коровой или огородным слизнем, и судя по тому, что, пару часов отлежавшись, с каждой минутой чувствую себя все лучше — обоснование оказалось верным… А отец Конрад теперь до конца дней не забудет, как стал свидетелем Господнего чуда; небольшой полезный довесок ко всему произошедшему.

— А ты?

— Что я? — нахмурился Курт. — Забуду ли я о об этом? Не хочу принижать Высокое Начальство, но к Его чудесам я за последние лет двадцать пять уже почти привык.

— Я не о том, что случилось после твоей увлекательной беседы с нашей еретичкой, я о том, что случилось во время оной. Ты снова пережил то, что пережить простой смертный был не должен, и…