Тьма века сего

— Совру, если скажу, что не ощутил себя песчинкой на речном берегу, — отозвался он с невеселой усмешкой. — Но мне сейчас проще с этим смириться, чем Мартину: я видел Древо. Думаю, я даже знал все это прежде, просто… Просто мой разум не желал впускать в себя это знание. Или все это казалось настолько невероятным, что рассудок не мог в это поверить; знал, но не верил. С таким нелегко смириться.

— Ну бросьте! — требовательно повысил голос проводник. — Вы же Гессе Молот Ведьм! Человек-символ, провозвестник эпохи людского разума!

— А я смотрю, идейки Каспара пошли в народ…

— А я считаю, что он был прав! — с вызовом отрезал Грегор. — И он — проиграл, проиграл закономерно, потому что его время кончилось, кончилась эпоха слепого служения и пришло время человека и разумной веры. Можете смеяться сколько угодно, но я не думаю, что в шпигелях, которые я читал, столько уж фантазий, сколько вы говорите. И по ним я сужу так: он — был — прав. И вот, смотрите, ваше дело есть кому продолжить, и вы не один, и все то, что начиналось как маленький заговор, теперь строит Империю и ограждает мир человеческий от погибели. Пусть вы песчинка, но когда таких песчинок миллионы миллионов, слитых, единых — это уже камень, а на сем камне Господь воздвигнет…

— Ты мне давай еще ереси тут наговори, — нарочито строго оборвал Курт, и тот запнулся, глядя на него растерянно. — Проповедник тоже нашелся…

— Но я же прав, скажите, майстер Бекер, — обиженно пробормотал Грегор.

— Прав, — вздохнул тот. — Но от этого не легче.

— «Ваше дело есть кому продолжить», — передразнил Курт и толкнул Мартина в бок: — Ты понял, он меня уже похоронил. Утешитель из тебя так себе, философ.

— Я… Вы шутите, да? — с надеждой предположил проводник, и он предельно серьезно ответил:

— Да. А что мне еще остается.

— Урсула намерена прибрать камень явным образом не для того, чтобы убежать в один из миров, — проговорил фон Вегерхоф задумчиво. — Она вознамерилась вершить дела здесь. И судя по тому, что мы услышали от ее ныне покойного возлюбленного, она и впрямь верит, что вершит дело Господа, строит тот самый Рай на земле и возвращает человека к первородному состоянию.

— Сомневаюсь, что праотец Адам промышлял людоедством, — заметил Мартин. — Однако это противоречие в ее голове отчего-то не задержалось.

— Это были неправильные люди, — пожал плечами стриг, грустно улыбнувшись. — Уж мне-то этот подход знаком… В ее понимании все логично и никаких противоречий нет.

— Любопытно, что она сможет учинить, если все же получит власть над камнем.

— Лучше нам этого не видеть, — возразил Харт. — Быть может что угодно — как то, что она не совладает с магистериумом и погубит саму себя, так и то, что погубит весь остальной мир. И еще есть какой-то человек, у коего уже в руках фрагмент камня, напомню вам. И по тому судя, что нигде в Империи не случилось чего-то серьезного, он куда разумней и осторожней Урсулы.

— Или умеет управляться с камнем, — предположил Мартин.

— Или бережет его для какого-то определенного дела, — добавил Курт мрачно. — О котором мы еще услышим. Если останемся в живых.

Глава 25

Ночь была похожа на затяжное забытье. Часовых не назначали — до самого утра наблюдателем оставался фон Вегерхоф, однако толком Курту выспаться так и не удалось, и судя по помятым и осунувшимся лицам спутников, не только ему. Засыпая, он слышал, как ровно, слишком ровно для спящего дышит Мартин, пристроившийся рядом, как вертится, пытаясь найти удобное положение, Грегор, как время от времени тяжело вздыхает Харт… Сам Курт задремал поздней ночью, так и не сумев уснуть по-настоящему, и в разум настырно лезли смутные видения — исполинское дерево, огромные ветви, которые обращались вдруг бесконечно ветвящимися тропами и дорогами, неслись по ним огни и тени, слышался шум в раскинувшейся по всей вселенной кроне, голоса, шепот, вой ветра и тихий шелест…

Шелест листьев и хруст сухих ветвей и выволок его из мутных видений, уже настоящий и близкий — проснувшийся Харт сидя разминал руки и ноги, сгибал и разгибал спину и, кряхтя, массировал затылок. За тем, как к этой разминке присоединился майстер инквизитор, вяло жующий что-то из своих запасов Грегор наблюдал исподволь, с настолько отстраненным и подчеркнуто невозмутимым лицом, что Курт, не сдержавшись, усмехнулся.

Этим утром вчерашний разговор не стал вспоминать никто, лишь все тот же Грегор продолжал коситься на господ дознавателей, всматриваясь в их лица, когда был уверен, что этого не замечают.

— Маска на месте, — не выдержал, наконец, Мартин и выразительно провел ладонью по лицу, состроив нарочито равнодушное выражение. — Вот, видишь? Самоуверенная.

— Ага, — согласился тот, заметно смутившись. — Прошу прощения, майстер Бекер. Просто… мне было бы неприятно осознавать, что наши с отцом слова стали причиной утраты вами веры или что-то такое…

— Об этом можешь не тревожиться, — серьезно возразил фон Вегерхоф. — Веры этих двоих и, главное, уверенности в ней — хватило бы на всю Германию.