Тьма века сего

Так и случилось: талантлив был отец Ян Гус, и набившиеся в аудиторию студенты, профессора, толпившиеся у дверей в прилегавших коридорах благородные господа и простые горожане из тех, что хоть и не были образованы, но не упускали случая послушать ученые речи, встретили слова отца Яна одобрительным шумом и восторженными восклицаниями. Но тут, пользуясь правом на диспут и званием магистра, что у него было, слово взял отец Эберхард Кёльпин, заблаговременно прибывший в Прагу. Он сказал, что действительно, нет нужды истинному христианину в знамениях и чудесах, ведь поступает христианин как должно не из страха перед гневом Господа и не от изумления перед силой явлений сверхнатурального, но из любви к ближнему, что заповедана Иисусом Христом, но разве любовь к ближнему повсеместна и обычна? Разве не обычно и повсеместно совсем иное — когда человек ближнему волк и к дальнему присматривается алчным взглядом, когда смерть, страдания и горе щедро раздают людям не только лишь малефики и злобные духи, но живущие здесь, рядом, обычные люди, которым не нужно для успеха своих желаний иметь особенных способностей, но достаточно иметь себялюбие и злобу? Да, проповедь учения Христова важна неизмеримо. Но и здесь, и там случается, что слова человеческие, пусть и повторяющие в точности слова Господни, бессильны и тогда — тогда Господь в милости своей являет свои знаки, дабы раскрылись глаза у не желающих видеть. О чем говорит нам Чудесная Кровь Вильснака? Неужто о важности причастия? Нет, она говорит об ужасающей жестокости одних и безмерных страданиях других, о вопле невинных и правосудии для мучителей, а также о том, что тайное непременно станет явным и ничто не скроется от всеведения Господа о наших деяниях и наших помыслах. Пепел блаженных мучеников стучится в наши сердца и призывает нас устроить так, чтобы не повторялось более злодеяний, чтобы наделенные властью и силой были справедливы и блюли закон Божий, что отражается в меру нашего разумения и несовершенства в законе человеческом. И призывает громче, отчетливей и ясней, чем проповеди, для которых уши наши, увы, открываются ненадолго. Что же касается пресуществления — отрицать возможность его зримого явления значит отрицать могущество Господа.

Так говорил отец Эберхард Кёльпин, и те, кто поначалу шикали на него и выкрикивали обидные слова в адрес немецкого попа

, теперь молча внимали. Затем, когда закончил свою речь отец Эберхард, не нашлось у отца Яна Гуса, что возразить ему. И долго ещё в Праге обсуждали тот диспут, в университете, в кабачках и на площадях повторяли на разные лады слова приезжего священника, что нет перед Господом ни немца, ни богемца, а есть лишь грешники и святые, и не было согласия в обсуждающих, но задумывались все. В том же году утвердил Император Рудольф кандидатуру нового епископа Хафельберга, которую ему подсказали влиятельные друзья отца Эберхарда, и клир в Хафельберге был единодушен с Императором.

В австрийском походе Кёльпин принял участие по собственной просьбе, и казалось, что все происходящее доставляет ему неизъяснимое удовольствие. Неутомимый и вездесущий святой отец, в отличие от майстера инквизитора, явно понимал, зачем он здесь, и всегда находил чем заняться и к какому делу себя приложить. Он почти не появлялся в той части лагеря, где стоял его шатер — Кёльпина можно было видеть то с кем-то из священников, сопровождавших армию, то с Фридрихом, то с кем-то из рядовых солдат, то в стане сестер-целительниц. Время от времени этот деятельный вихрь врывался в конгрегатский шатер, внося с собой набор новостей, вопросов и советов. Советы Кёльпин исхитрялся рассыпать как-то легко и ненавязчиво, ни единым словом или взглядом не давая понять Курту, которому он, вообще говоря, подчинялся de jure, что в ситуации разбирается куда легче и лучше него, и так же походя перехватывал у майстера члена Совета пару-другую необходимых на сегодня обязанностей, к которым тот не знал, как подступиться. Делать это, правду сказать, приходилось все реже, и за это мимоходное и крайне обходительное обучение организаторскому мастерству Курт был младому детищу Конгрегации безмерно благодарен.