— О том же говорил, о чем и прежде. Что ему прискучило обитать в этом лесу, что нельзя ждать вечно, что мы, сидя здесь, «не холодны и не горячи», что «вера без дел мертва»… Но я не думала, что он уйдет сам, он не в первый раз заводит такие беседы, и не только он. Если б я хотя бы заподозрила такое — я бы пересилила себя и была рядом с ним, удержала бы его, я…
— Если ты решила, что я подвожу к мысли, будто это ты виновата в его поступке, это не так.
— Но я виновата, — тяжело вздохнула Урсула, внезапно растеряв всю свою обиду. — Должна была увидеть, что мальчишка задумал неладное… Мальчишки. Они все такие. Вечно им не сидится, всегда надо куда-то влезть, вечно они спешат получить все и сразу.
— Кто это был? — спросил Курт и, встретив недоумевающий взгляд, пояснил: — Мальчишка, которого ты вспомнила сейчас. Кто это был и как погубил себя? Брат? Муж? Сын? Почему ты пустилась в это паломничество — одна, без семьи, в твои-то годы?
Урсула молча отвела взгляд, снова закутавшись в плед и явно желая завернуться с головой.
— Сын, — неохотно отозвалась она, наконец. — И муж.
— Как это случилось?
— У нас в Дахау на юге сплошные болота, — все так же нехотя пояснила Урсула, по-прежнему глядя в сторону. — И все знают, где нельзя ходить. И они знали… А однажды соседские мальчишки рассказали, что чуть поодаль от тропы видна голова лошади и часть поклажи, какие-то тюки. Уж не знаю, кого и зачем понесло в трясину, но кто б там ни был — сам он утоп, а то, что он вез, зацепилось за коряги и еще было видно. Муж сходил посмотреть, а когда вернулся — сказал, что тюки плотные, набитые, кожаные, и там наверняка что-то ценное. Покойнику уже и ни к чему, а нам бы пригодилось, что бы там ни было. И они с Томасом загорелись соорудить мостки и достать эти вещи. Я отговаривала, просила, потом даже ругалась… Они сделали вид, что согласились со мною, а потом утром, пока я еще спала, ушли туда. Так их и не нашли, только обувка с одеждой на тропинке остались — сняли перед тем, как лезть за теми проклятыми тюками.
— А теперь ты сама сидишь у края болота и хочешь достать тюк с неизвестным содержимым, — негромко заметил Курт, и хозяйка жилища, наконец, медленно подняла к нему взгляд. — И сама раздумываешь над тем, как бы в это болото залезть.
Урсула неопределенно передернула плечами под пледом, самоочевидно не согласившись с майстером инквизитором, но сочтя за лучшее не спорить.
— Вернемся к нашему ходоку, — вздохнул Курт, выждав несколько мгновений и поняв, что ответа не будет. — Он ушел с чем был и в чем был? Не замечали, что за день-два до этой ночи он собирает вещи, еду, явно или тайно?
— Нет, все его пожитки остались, где были. Верно, подумал, что просто зайдет и вскоре выйдет обратно… Или подумал, что там никакие земные вещи ему нужны не будут.
— Ну что ж, если он там, где все думают, в этом он точно оказался прав. У него были враги?
— Что? — растерянно переспросила Урсула, и он повторил:
— Враги. Недруги. Неприятели. Люди, которых он раздражал, которым чем-то мешал или просто не нравился. Может, любовный соперник.
— Господь с вами, майстер инквизитор!
— Надеюсь. Напрасно ты так удивляешься: даже не представляешь, сколько раз за время службы я находил разгадку таинственных и мистических событий в обычной человеческой злобе или зависти.
— Нет, даже и не думайте, — снова с откровенной обидой в голосе отрезала Урсула. — Я не скажу, что тут собрались святые люди, но чтобы убить из личной неприязни — нет, никто из них на это не способен.
— Иными словами, никаких других вариантов, кроме «заблудился» и «сгинул в Пределе», быть не может, — подытожил Курт и нарочито укоризненно вздохнул: — Надеюсь, у тебя самой не возникало желания проверить, что там с ними происходит? Не лелеешь мысль однажды оставить своих подопечных и вот так же ночью туда тайком уйти?
— Мысль или план? — уточнила Урсула, и он поднял бровь:
— Есть разница?
— Мыслей у меня много, майстер Гессе, но что те мысли?
— Вот и у вашего Густава все началось с мыслей, а после вызрело в план. И убежден, что каждый второй в вашем лагере эти мысли обкатывает, обдумывает и косится на Предел с вожделением.
— А вы — нет? Вы сами разве не хотите туда войти, майстер Гессе? Я много о вас слышала, и я знаю, что вы никогда не оставляли дело незавершенным, а сейчас, тут — как его завершить, не заглянув внутрь Предела?
— Ты слышала о молодом дураке, у которого в голове был ветер, а вместо рассудительности — шило в заднице, — серьезно возразил он. — Нет, внутрь я лезть не намерен и тебе не советую. И даже если мне по какой-то причине придется это сделать — я пойду туда не в поисках чудес, не в жажде приключений, а потому что будет надо. Потому что работа такая. Потому что кто-то знающий скажет, что иначе нельзя, или сам пойму, что иного выхода не останется. А ты — что тебя туда влечет, кроме любопытства и тяги к тайне? Что бы в том тюке ни было — оно того не стоит.