То, что имеешь, держи Православие и католицизм в трудах русских святых и церковных мыслителей

Обращаясь далее к более детальному раскрытию этой мысли, автор оттеняет своеобразие мышления русских: их мышление исполнено веры, их вера исполнена мысли. И в этом они прямо стоят на плечах Отцов Церкви. Догмат Троицы для них не предмет спекулятивного мышления, а предмет опыта и жизни. Какая разница по сравнению не только с протестантизмом, но и с католицизмом, чье богословие, в сущности, перестало быть опытом Церкви, а стало предметом университетской науки. А что является природой университетской науки — если не принципиальный релятивизм? Надо искать спасения, и где же его найдешь, если не в Церкви? Тут автор переходит к сжатой, но очень сильной и убедительной, исчерпывающей все оттенки вопроса, критике Церкви Евангелической — не найдет ли там решения, выводящего из тупика. Где же надо его искать? Читатель подготовлен к ответу, столь же радикальному, как весь ход рассуждений, но тут-то и обнаруживается отравленность сознания. Во мгновенье ока происходит подмена созревшего, казалось бы, духовно-правильного решения его ядовитым суррогатом. «К истинному учению, в силе и духе, и к живой силе слова, не вернемся мы в Евангелической Церкви, как ни в одной из других Церквей, а только в общей Церкви, в которой каждая отдельная Церковь воскреснет в Святом Духе».

Сущность экуменизма

Откуда эта ядовитая подмена? Это — дело «экуменизма».

Мечта «экуменизма» подменила реальность

Церкви, открывшуюся было протестантскому сознанию. Эта мечта, обманно оправдать новую направленность сознания, тут же утопила благие — истинно благие! — порывы в тумане утопического переливчатого, сочетавшего в себе все оттенки всего возможного, «панхристианства». В итоге этой подмены создались условия, в которых европейский протестантизм оказался перед лицом Православия, теперь обстоятельно и «объективно» сочувственно научно изучаемого — нечто созвучное «обновленчеству», в России приобретшему такую оправданно плохую славу. То богословское направление, господствовавшее в нашем отечестве, которое обратило западную школу на соответствующую трактовку Православия, естественно нашло общий язык с западным устремлением к Православию, открыв тем самым легкую возможность Западу усвоить Православие не подлинное, а уже «адаптированное» для западного сознания.

И тут Западная мысль встретилась уже не просто с западническим истолкованием Православия, а и с готовыми «мудрыми» ответами на все то новое, что в своем отступлении видел перед собой христианский мир. В какой мере западная экуменическая установка сознания есть подсказ русской богословской мысли, можно узнать очень просто: познакомиться с вдохновенным очерком экуменического сознания, «профетически» программным, сделанным одним из властителей дум — прот. о. Сергием Булгаковым. Мы имеем в виду его статью к сборнику «Христианское воссоединение. Экуменическая проблема в православном сознании». Характерен уже подзаголовок этой статьи («У колодца Иоаковля»): «О реальном единстве разделенной церкви в вере, молитве и таинствах».

Есть «Церковь» — но тут же налицо «церкви»: как же совместить это, где же единая церковь? Экуменизм и должен, уточняя различия, родить сознание единства. «Экуменизм сам по себе есть опыт такого единства, новое о нем откровение». Там, где, казалось бы, нет исхода, в экуменизме он возникает и это не соглашением, а Духом Святым, «новым вдохновением, его же чаем». Экуменизм не идея, а факт — такого нового откровения: «его нам дано опытно переживать, как благодатное веяние Духа Божия, как явление Пятидесятницы, когда люди начинают взаимно понимать друг друга в разноречии своем».