То «заика», то «золотуха»

— О да!.. Это именно то воспоминание, которое я передам… и «буду» же передавать из поколения в поколение: как лучшее, что со мной случалось и было же в моей (не)жизни! — Следом же и весело рассмеялась она. — А если ещё и учесть, «какая испорченная нынче молодёжь», ещё и поймут не «так» — и будет вообще замечательно!

— «Молодёжь»?.. Мать, а ты не рано ли себя и в «старьё-то» записала? — Изогнул свою правую бровь он, подавившись даже и от очередной же своей затяжки почти истлевшей сигареты, вновь подгибая левую и щурясь: заодно ещё — и от её же лёгких тумаков по себе. — Ну вот, а говорила, что бить не будешь!.. Ладно. В любом случае — я рад, что ты хоть немного отошла: и даже — улыбаешься. Да и что там: «смеёшься»! Это греет моё сердце и тешит мне моё же самолюбие — значит: сделал всё — правильно!

— Внешка «внешкой», а про «цифры» — всё равно не забывай; как и про остальное «количество»: например — «съеденного»… К клубу, о котором не говорят. И директору же его, тому ещё «персонажу», которого не упоминают — никак!.. Шутка. Стоп!.. А если кто-то придёт — из… твоих-ваших? — Опомнилась вдруг, как и брюнет же ранее, девушка, боязливо косясь на чёрную деревянную входную, хоть и сейчас закрытую, дверь.

— Как придёт — так и уйдёт!.. — Не разделил её страха, как и паники же, он и, передёрнув плечами, откинул окурок в первую же пустую и близкую же от себя чёрную деревянную кабинку и такой же, хоть уже и из фаянса, унитаз. — Будто бы и «там» — было лучше. По крайней мере: если «преступник» решит-таки вернуться на место своего преступления — то тебя в нём не найдёт; ну а сунется сюда — найдёт «меня». И тогда!..

— Артём! — Оборвала она его звонко и строго.