Точка

— Ну, не совсем. Мы там еще давали… Важно было не это, важно было закрепить срок. Понимаете? Носители сами, с моей подсказкой, устанавливали для юнитов срок формирования колонии.

— Не понимаю, — сказал Искин.

Костигер сморщился.

— Я, честно говоря, и сам не до конца. Но факт, факт! А Кинбауэр об этом даже не задумывался. Вбил себе в голову эти три, ну, четыре программы. Плюмелю их вбил. Полгода. Четыре программы. Но хоть раз задался вопросом, что он вообще использует? Для чего этот инструмент предназначен? Может ольмеки порошок в рот набирали и зубы им чистили!

— А вы знаете, для чего?

— Нет! И я не знаю! Но я вам хочу сказать, Людвиг: то, что придумал Кинбауэр, оно, конечно, работало. Вы и сами это знаете. Но оказалось, что работало оно не совсем так, как ему и всем остальным хотелось. Лучше всего дело обстояло с «саботажными» юнитами. Карл, видимо, воспринимал эту программу как баловство, как шалость, как игру. С «саботажными» почти никогда не случалось сбоев. У меня их было больше всего, на них я и показывал, чем обладаю. Вы же в курсе про случаи спонтанного хулиганства в городе?

— В курсе, — сказал Искин.

Костигер потряс пальцем.

— И люди, мальчишки и девчонки, не знали, что они вакцинированы. Сработала программа, и вот они уже будто бы по собственной воле бьют стекла, лупят прохожих и грабят лавки. Просто все разом.

— Если никто не знал о юнитах, откуда узнала санитарная служба?

— От моего потенциального покупателя, — улыбнулся Костигер. — Ему же нужно было убедиться, что это не пустышка, а реально работающая вещь. Вот он анонимным звонком в санитарную службу и выразил озабоченность.

— Понятно.

— С «солдатами Родины» Плюмелю было уже сложнее. Рудольф несколько раз срывался, пытаясь добиться от дебила, чтобы юниты убивали страх, останавливали кровотечение и заживляли раны. Карл, оказывается, жутко боялся пораниться, поэтому его часто «клинило» в процессе. Кинбауэр мне этого, конечно, уже не рассказывал, но у меня все-таки есть глаза и мозг. — Костигер коснулся пальцем виска. — Я умею анализировать и сопоставлять. В том числе, и кучу отказов по этому направлению в самом начале. Правда, судя по всему, Рудольф кое-как втолковал затем нашему Плюмелю, что как раз серьезно пораниться юниты по этой программе никому не дадут, что он спасет кучу жизней и должен преодолеть себя. Тогда дело сдвинулось. Но, как выяснилось, радоваться было рано.

Как ни странно, бесстрашие породило неадекватность восприятия, когда солдат мог просто сунуться под обстрел, считая себя бессмертным. На объявленных для испытания учениях вакцинированный юнитами взвод проявил подлинный героизм, но весь полег под условным пулеметным огнем.

Вот скажите, Людвиг, почему бы Кинбауэру не сообразить, что жесткие ограничения не доведут его юнитов до добра? А ведь он уже растрезвонил, что за «солдатами Родины» будущее всех родов войск.

Костигер сморщился.

— Когда вдруг возникла необходимость управлять колониями юнитов дистанционно, — сказал он, — посредством радиосвязи, волн определенной частоты, выяснилось, что втолковать Карлу это невозможно. А Штерншайссер уже растрепал, что его агенты, которые не знают, что они вакцинированы, наводняют Европу и в нужный момент буквально по щелчку его пальцев устроят диверсии на важных военных и промышленных объектах. Помните эти пароксизмы европейского страха, обустройство глушилок на пограничных пунктах и стремительное производство магнитонных аппаратов?

— Я лежал у вас в Киле, — сказал Искин. — Я не могу этого помнить.

— Ах, да, простите. Ну а с «порядком и подчинением» было еще хуже, чем с «солдатами». Карл Плюмель не знал таких понятий, они просто отсутствовали в его слабоумном мире. Тем более, что Кинбауэр и сам не представлял, кому должен подчиняться вакцинированный гражданин — местной власти, отцу, матери, канцлеру, начальнику, господу Богу. Следовать человеку законам или заповедям? Или устоявшемуся образу жизни? Выполнять все предписания или часть из них игнорировать? А что, если человек нарушал закон, не зная о нем, или был вынужден нарушить его в силу обстоятельств? К тому же оказалось, что у носителей совершенно разные представления о порядке и подчинении, и двух человек юниты просто свели с ума. Тем не менее Кинбауэр ни за что не хотел отступаться от этого направления. Во-первых, этому способствовали вы, Людвиг, и восторг Штерншайссера…

Искин мрачно кивнул.

— Мне показывали кино.

Альфред-Вальтер посмотрел остро, но комментировать не стал.

— А во-вторых, Сальская область, — продолжил он. — Но там все сложилось удивительным образом.

— Я знаю.

— Что-то вы слишком много знаете.

Искин криво улыбнулся.

— У меня было много свободного времени.