Точка бифуркации

— Мы изучаем все известные нам цивилизации. Каждое вместилище разума бесценный источник, но другими занимаются другие имена, Смит. А ты будешь человеком.

— Но люди от природы не добры!

— Но и не злы.

— Не думал, что моя судьба вновь будет связана с ними.

— Ты отказываешься?

— Нет, я недоумеваю.

— Чему?

— Тому, что этот весьма примитивный разум интересен вам. Вы наделили меня многими знаниями, теперь я знаю, что есть гораздо более достойные разумы: благородные, мудрые, чистые, свободные от разрушительных страстей, наполненные светом и знанием о Боге. А люди бредут в сумерках. Зачем они вам?

— Потому что они не знают Бога, а верят в него. Или не верят.

— То есть они одни такие?!

— Нам другие подобные цивилизации неизвестны. Человек примитивен и груб своей простотой, но странен, и потому не вполне понятен нам, хотя мы многое познали и нам многое подвластно. Люди предсказуемы, но души их непрозрачны. А еще, нам неведом их рок! Это важно! Ты, Смит, будешь искать ответы, ты должен справиться, никто, кроме тебя не был ближе к ним.

— Да, это верно, я слишком долго был с ними рядом.

— Что еще тебя интересует?

— Я буду умирать также как люди?

— Да. Тебе страшно, Смит?

— Да. Хотя я уже, кажется, умирал. Но каким образом и как часто я буду возрождаться в их мире?

— А мы не знаем.

— То есть как?!

— Мы рассчитали и предполагаем, а в остальном, воля рока….

— …руки Господа. – Невольно продолжил Смит.

— Вот, видишь, ты все понимаешь, Смит. Есть ли у тебя просьбы, прежде чем ты станешь человеком?

— Нет. Впрочем, одна есть. Помогите ирийцу Георгу Проквусту. Он спас планету и всю свою расу.

— Мы уже знаем, о ком ты говоришь, он заслуживает любой помощи, но помочь мы ему не в силах.

— Почему?

— Мы не можем его найти.

— То есть он исчез, окончательно умер?!

— Никто окончательно не умирает, ты же знаешь, Смит! Просто он попал туда, куда нам нет доступа, более того, туда, куда мы и не хотим иметь доступ.

— Он пропал и ему никто не сможет помочь?!

— Помолись за него, Смит.

Часть первая.

НАЧАЛО

Багряная тьма давила грудь и спину, не давала дышать. Надо открыть глаза, разлепить ссохшиеся губы, оглядеться и попросить помощи. Он понимал, что нуждается в ней, Он хотел дружеского участия и теплого прикосновения. Но почему ничего не получается? Надо пошевелиться, размять скованные мышцы… Он дернул на себя затекшие до боли руки, но они не шелохнулись, сплющенные той же жуткой тяжестью, что и грудь. Невозможно дышать, от этой тяжести давно бы надо умереть, а Он все еще жил, Он ощущал себя… Или не ощущал? Зато всей своей очевидность в его израненное тело вгрызались багряные сполохи, нет, Он их не видел, Он их чувствовал. Надо осмотреться, понять, где Он, что с ним. Он попытался поднять сухие непослушные веки и внезапно понял, что его глаза давно открыты. Но почему они ничего не видят? Он ослеп или вокруг просто непроглядная тьма? И почему в темноте багряная боль?

«Я жив или нет?», — вопрос мелькнул и тут же нырнул в глубины сознания. — «Кто я?»

Он лежал и пытался вспомнить свое имя, ведь должно же быть у него имя! Но имени не было. Может Он безымянный? От этой мысли почему-то повеяло жутким холодом. А еще Он со страхом обнаружил, что не может мысленно представить себя самого. Он забыл себя! Смысл слов, которыми Он думал, изначально понятный и привычный вдруг стал ускользать от него, Он цеплялся за него, мысленно вновь и вновь произносил слова, а они манили, дразнили своей близостью и все равно выскальзывали из рук. Из рук? А что такое руки? Или, например, глаза? Кажется, Он собирался их открыть, но зачем? Чтобы видеть? Но что значит видеть? Голова звенела болезненной пустотой. Чем больше Он вспоминал, тем меньше мог вспомнить. Почему Он не может сделать ни одного движения? А что такое, движение? Водопад вопросов заливал его и без того мерцающее от слабости сознание, и Он, захлебываясь от удушья, барахтался в нем, ища ответы, пока не сдался и не утонул в нем окончательно. Он беспомощно отдался пучине небытия, и оно спасительной пеленой окутало сознание, гася страх, оставляя только недоумение и тоску. «Господи!, — вырвалось из самых глубин его души. — Не оставь меня, ответь, где я и кто я?»

В тот же миг тьма дернулась, колыхнулась всей своей бесконечной протяженностью, обдала дикой яростью и лютой ненавистью. Ее багряный оттенок ничего не освещал, он просто был рядом, большой и обжигающе жаркий. Он лился сквозь него, разгораясь черным злобным пламенем, лизал его беспомощное тело, но почему-то не причинял ему никакого вреда.

— Не смей поминать имя врага в мире моем!, — заревело внутри него, пробежав болезненной дрожью. — Здесь его не помнят!

— Кто это?!, — вскричал радостно Он. — Кто здесь, откликнитесь! Ради Бога, помогите, я…

— О-О!!!, — взорвалась оглушительным воплем тьма и отозвалась бесчисленным эхом, перерастающим в звериный рык. — Налагаю на уста и мысли твои запрет на упоминание имени бывшего хозяина твоего! А за твое бесчинство я сам буду пить твою душу, медленно и мучительно, вечно!