Точка бифуркации

– Ты, Марина, – возразил я, – только ты и можешь! Если выбирать между всеми моими талантами, между всем моим успешным будущим, институтом, работой – что там меня ещё ожидает? – а, вот ещё, Кремлёвским полком и тобой, – то я выберу тебя. Твоё мужество. Твою нежность.

– Хорошо, – Марина вздохнула. – У меня нет сил переубеждать тебя. На самом деле я боюсь сказать тебе важные слова. Молчи! – она закрыла глаза и крепко схватила мои пальцы, чтобы я не поднёс их к губам. – Ты всё поймёшь сам.

Мы стояли освещаемые звёздами и светом уличного фонаря, просачивающегося сквозь щели в заборе. Я долго и подробно рассказывал Марине, какое у нас будет лето. Что мы сделаем, куда поедем и как нам будет весело. И, самое главное, почему. Но получалось, что рассказывал не ей. Потому что Марина не пускала в себя слова.

Когда я иссяк и замолчал, Марина, поняв это по моему дыханию, отстранилась. Сразу же почувствовал себя неуютно.

– Дымка, – сказала Марина, – на кончиках пальцев.

– Что? – не понял я.

Марина принялась расстёгивать мою рубашку.

– Хочу запомнить, – пояснила она.

Наверное, мне стоило сделать что-то подобное – расстегнуть её платье, но я стоял, пока пальцы Марины медленно и тщательно изучали и запоминали меня. Когда она дошла до ног, то опустилась на колени. Тогда и я опустился.

– Ты необыкновенный, – прошептала Марина.

В том-то и дело, что обыкновенный. Проживу обычную жизнь. Если кто необыкновенный, то это ты.

– Ты не понимаешь, – и Марина поцеловала меня в губы.

Это бывает не только во сне, когда болеешь.

Пообещал Марине прийти завтра.

Цветнополье всё же крошечный посёлок. Едва вышел, и ты уже в конце, а через минуту и вовсе идёшь по дороге в сторону дач. Определённо, мне стоило развеяться. Идти пешком. Лучше бежать.

– Вот тварь! – встретила меня руганью Вжик. – Мне волосы пришлось мыть, какой липкой гадостью она руки намазала.

Как я заметил, заодно Вжик застирала крем и повесила пиджак сушиться.

– Я ей морду разобью! – ярилась Вжик дальше.

– Это уже было с Валеркой, – сказал я. – Может, что-то новенькое?

– Я ей керосина в кроссовки налью, – выдумывала планы мести Вжик.

– Вжик, это с Янкой было, один в один, и не убило её, а сделало сильнее.

Вжик в сердцах выругалась.

– А Мурзя с Валеркой спят?

– Да прям, там они, – Вжик показала в сторону столика с музыкальным центром, где и вправду сидела Мурзя.

Выглядела она неважнецки. Позвал её, но она для той Мурзи, что я всегда знал, слишком вяло отреагировала. Подняла и опустила голову.

– Что происходит?

– Видишь, плохо выглядит, – пояснила Вжик с интонацией Капитана Очевидность. – Навырабатывают эндорфинов, а потом вот, – Вжик пальцем показала на Мурзю. – За подробностями обратись к Валерке.

Валерки на даче не оказалось.

– Наверное, вышел, – сказала Вжик. – На аллее.

Покричали, и он появился. Джинсы в тёмно-зелёных полосах от травы.

– Надо Мурзю спать укладывать, – сказал он, ничего не объясняя.

Я наклонился над Мурзей и позвал её в надежде, что она встанет и пойдёт сама. Нет, но хотя бы смотрела на меня.

– Пойдём спать, – повторил я.

Мурзя попыталась встать, я подхватил её с одной стороны, Валерка с другой, и мы потихоньку пошли. И тут Мурзя каким-то совсем диким голосом запела:

– Валера, Валера! Я буду нежной и верной. Валера, Валера! Ты словно снег, самый первый.

– Ненавижу эту песню! – взвизгнул Валерка, бросил Мурзю, и она повисла у меня на руках.

Мурзя лёгкая, я её и сам бы довёл, напрасно Валерка вписался. И, глядя ему, уходящему, вслед, Мурзя крепко выругалась. Мурзя! Для которой слово «чёрт» было самым страшным ругательством! Произошло действительно что-то ужасное.

– Началось, – сказала Вжик. – Сначала стихи, а потом – вот. Тим, у вас на втором этаже есть где прилечь? Устала от этих страстей.

Я объяснил Вжик, где на втором этаже постельное, она заверила, что расстелет сама. Мурзю положил на кровать, где обычно спали родители. Она тут же заснула. Я остался стеречь. На всякий случай. Во сне Мурзя икала.

Пришёл Валерка. Сел рядом.

– С осени начала слать стихи, – сказал он так, будто ему сотни людей это делали. – Мне не очень интересно было, я их все читал раньше. А спросишь, зачем шлёт, писала, что просто хочется.

Так вот кому Мурзя на самом деле писала сообщения. Знал бы я об этом ещё в октябре, то, пожалуй, позавидовал бы Валерке.

– А сегодня, – продолжил Валерка, – набралась, гм, смелости и призналась, зачем всеми этими стихами и томными фразами спамила.

– А ты?

– Да ерунда это, навыдумывала себе, – сказал Валерка равнодушно. – По Фрейду практически.

Эх, Валерка, Валерка, всё-то ты понимаешь и ничего ты не понимаешь! Сколько книжек прочитал, а самого главного не уяснил. И когда к тебе с главным, с открытой душой, с романтикой пришли, ты посчитал это ерундой. Что же тогда в мире не ерунда? Даже кот Генрих, если на то пошло, куда больше в жизни понял. Ему Мурзины руки нравились и бутерброды.