— Ти-Рекс умер, — напомнил он, — так что его приказы и инструкции больше не имеют законной силы. Остальные тоже убиты. С минуты на минуту здесь будут люди Курбаши, а их ты своим пистолетом не напугаешь.
Слова не имели значения, как и то, что ответит Даша. «Дура, — подумал он снова. — Ведь могла бы жить!»
— Быков жив и здоров, — поднесла ему сюрприз Даша. — Думаю, с минуты на минуту здесь будет он, а не твой Курбаши. Так что сиди спокойно. Скоро ты все расскажешь ему, и он, конечно, отберет у меня пистолет, а тебя погладит по головке и выдаст орден за личную храбрость. А пока — извини, придется подождать.
— Ты бредишь, — стараясь не обращать внимания на внезапно возникшее ощущение стремительного свободного падения в никуда, сказал Жук. — Ты сама говорила, что он убит пулей в сердце…
— Пулей в нагрудный карман, — уточнила Даша. — А в кармане лежал пистолет. Вот этот самый.
В подтверждение своих слов она на мгновение показала Валерию рукоять «стечкина». Пластмассовая накладка на ней была расколота, примерно посередине зияло отверстие с неровными краями, в глубине которого тускло отсвечивал вороненый металл обоймы.
— А говорила — маркер… — сказал Жук, осторожно снимая с руля правую руку.
— Достань пистолет, — оставив без внимания упрек, скомандовала Даша. — Медленно, рукояткой вперед, чтобы я, чего доброго, и впрямь не испугалась. И брось на землю. Только глупостей не надо. Испорченную обойму Быков выбросил, это новая, так что осечки не будет, не надейся.
Жук послушно вынул из кармана пистолет. Держа его за ствол, выставил руку в окно и разжал пальцы. Пистолет упал на землю с тупым, мягким стуком. Даша наклонилась, чтобы его подобрать, и тогда Жук, моливший Бога, чтобы она поступила именно так, а не как-то иначе, потянул на себя ручку замка и с силой ударил в дверцу плечом.
Удар пришелся Даше в голову и сбил ее с ног. Рука, сжимавшая пистолет, в рефлекторной попытке удержать равновесие описала в воздухе широкую дугу, и выскользнувший из пальцев «стечкин», кувыркаясь, отлетел далеко в сторону. У девчонки оказалась неожиданно крепкая голова и отменная реакция: она попыталась схватить лежащий в траве около машины пистолет Жука, но Валерий пресек эту попытку, отбросив его подальше носком ботинка. Лежа на боку, Даша попробовала провести подсечку, но в этот раз она не на того напала: Жук просто шагнул в сторону, а потом ударил ее ногой, целясь в висок. При этом ему вспомнился красочный рассказ о побоище в спортивном зале, во время которого один из людей Курбаши, Налим (Жук встречался с ним пару раз по работе), проделал с Дашей ту же операцию. По словам участников того сражения, разъяренный Ти-Рекс после этого одним ударом отправил Налима в больницу, где врачи до сих пор боролись за его жизнь. На Налима Валерию было наплевать — как, впрочем, и на Дашу, и на Ти-Рекса, и на всех остальных. Он не считал их своими врагами; они просто были ему безразличны до тех пор, пока не мешали жить.
Сейчас ситуация переменилась: они начали-таки мешать, причем весьма активно, и пришло время устранять помехи. Одна из них в лице Даши уже была ликвидирована. Осталось только довести дело до конца, чтобы глупая девчонка никому и ничего не смогла рассказать.
Жук шагнул к девушке и замер, услышав быстро приближающийся топот ног по асфальтовому покрытию ведущего к дому Курбаши проезда. Он обернулся к своему пистолету, но удар, которым он его отбросил, получился чересчур энергичным, и пистолет отлетел на добрых пять метров от места схватки. «Не успею», — понял Жук и тенью скользнул за багажник «Лады». В следующую секунду в поле его зрения показался несущийся во весь опор Спец, и Валерий понял: Даша не лгала, с Курбаши покончено и, очевидно, личность агента по кличке Данаец уже ни для кого не является секретом. Бежать было поздно, и Жук со свойственным каждому настоящему солдату фатализмом решил, что примет бой.
Услышав прозвучавший в отдалении выстрел, Якушев наддал, хотя это и казалось невозможным. Стреляли около шлагбаума, где остались машины; не подозревая о том, что Даша вооружена, Юрий решил, что стреляли в нее, и торопился из последних сил, уверенный, что уже безнадежно опоздал.