Точка невозврата

Унизительность этой процедуры дошла до нее не сразу. Сейчас она прощала себе эту невосприимчивость. Тогда она все еще находилась в странно измененном состоянии души и тела. Когда же она из него вышла, Дима не сразу это понял, и объяснять произошедшие перемены пришлось наряду полиции. Сцена некрасивая и в ее биографии одна из самых неприятных. Но другого выхода она тогда не видела. И до сих пор была уверена, что поступила правильно, поставив точку в семейном вопросе таким радикальным способом. Хотя Дима так не считал, в чем она совсем скоро убедилась.

И вот теперь ее бывший сожитель готовился сесть в самолет, и бог его знает, что придет в его замутненную компьютерными прогами голову. Или уже пришло. Рука непроизвольно хрустнула в кармане сложенным листом бумаги с красноречивым рисунком.

Глава 4

Мухин всегда садился впереди, так, чтобы при желании наблюдать за своими орлами. Но чтобы они не видели его: не стоит им знать, чем он занимается в полете. Губы тронула улыбка. Он похлопал Усова, сидящего рядом с ним, по колену.

– Хватит грустить. Смотри, что я тебе из Греции привез. – Вжикнула молния на сумке.

Брови Усова взлетели вверх.

– Как ты пронес-то?

– Секрет. Волшебное слово знаю.

Усов чуть улыбнулся. Геннадий Мухин, наверное, мог считаться ему другом. Он знал про врача команды многое, возможно, даже многое такое, о чем сам Усов предпочел бы забыть. Например, о проблемах с алкоголем в недавнем прошлом. А также о коллекционировании дорогих напитков. Бар в доме спортивного врача напоминал выставку элитного алкоголя. Борьбу с пагубной привычкой Константин Усов решил вести по принципу «клин клином»: просто запретил себе пить дешевые напитки. Постепенно стал разбираться в марках и сортах коньяков, виски и джинов. На очереди стояло изучение винной продукции. Усов уже начал присматривать курсы сомелье.

Константин взял бутыль. Фирменный греческий напиток, настоянный на травах, лениво плескался внутри плоского прямоугольного сосуда.

– Не совсем элитный коньяк, как ты любишь, но все же не самый плохой экспонат для твоего бара, – Мухин постучал ногтем большого пальца по яркой желто-красной этикетке с греческими альфами, омегами и эпсилонами.

Усов улыбнулся. Бросить пить совсем он не мог и не хотел: пригубить вечером пахнущий дымком виски из широкого стакана или джина, отдающего хвойными иголками, считал делом благородным, способствующим работе мысли и улучшению пищеварения. Его бы и проблемы с алкоголем не сильно волновали, если бы одно не тащило за собой паровозиком ворох других, уже чисто медицинских диагнозов. Константин опасливо покосился на соседний ряд. Виктория смотрела в окно, ему было видно лишь ее маленькое ушко, за которое она заложила каштановую прядь, и красную капельку рубина на изящной мочке. Горло привычно перехватило спазмом. Он глубоко вдохнул и выдохнул. Как врач он знал, что излишняя плаксивость – признак неустойчивой психики, как влюбленный мужчина не мог не восторгаться этим великолепным произведением природы. Каждый раз, глядя на подходящую к их супружеской постели жену, он не уставал благодарить высшие силы за посланную ему на закате жизни любовь.

* * *

Бортпроводницы шли по салону, проверяя багаж на полках, укладывая его удобнее. Дима сидел в шестом ряду, на крайнем от прохода сиденье. Жанна двигалась в его направлении от хвоста самолета и думала, что же сказать. Тогда у трапа Дима проскочил мимо, даже не удостоив ее взглядом.

– Ручную кладь лучше разместить на багажной полке, – Жанна остановилась возле того самого наглеца с выбритым виском.

– Размещай, – парень сунул ей в руки фирменную спортивную сумку.

Ни слова не говоря, она взяла ее и закинула наверх. Бока внезапно стиснуло так, что у нее на какой-то миг перехватило дыхание. Она не сразу поняла, что это чьи-то руки, инстинктивно дернулась, но захват был крепок. Руки скользнули ниже, легли на ягодицы.

– Пустите, – прошипела она, безуспешно пытаясь освободиться.

– А ниче так, – хохотнул парень.

Перед глазами у нее тут же пронеслось: острые как бритва ногти проходят по холеным щекам, ребро ладони впечатывается в тонкий прямой нос…

– Эй ты, придурок! Ну-ка отпустил ее быстро!

Этот голос она еще не успела забыть. К тому же раз в месяц (а то и чаще) Дима звонил ей, все еще пытаясь вернуть былое.

– Отвали от нее, я сказал! – Дима стремительно двигался по проходу.

Руки на ее бедрах разжались, и она отпрянула в сторону.

– Это ты мне, придурок? – Парень выскочил ему навстречу, широкой спиной загородив ей обзор.

«Хана Димке», – мелькнула у нее мысль, принесшая почему-то облегчение.

Раздался характерный звук удара, парень покачнулся, отступил. Еще удар. И еще.

– Эй-эй! – наконец опомнились остальные спортсмены.

– Борисов, ты совсем? – Рыжеватый парень выскочил в проход между драчунами, схватил приятеля, не давая ему размахнуться.

– Отвали, Федул, – рычал Борисов, силясь оттолкнуть препятствие.

Диму тоже кто-то уже держал, тот все еще рвался в бой. На его щеке разливалось красное пятно.