Точка невозврата

А этого гонца еще прет — он тупит, выбирая еду, по глазам видно, что он готов сожрать полприлавка прямо здесь, не отходя от кассы. И продавщица это понимает, но раздражение свое показывать боится, потому что, скорее всего, гонец — местный, и, если что не так, она может вместо чаевых заиметь крупные неприятности.

— Сколько я должен? — наконец звучит долгожданная фраза, и продавщица бросает взгляд на калькулятор.

— Четыреста сорок три рубля.

Гонец задумывается. Продавщица водит пальцем по мониторчику калькулятора, я подавляю в себе желание поторопить их.

— Мне еще что-нибудь тогда на пятьдесят семь рублей дайте… у вас есть чипсы с зеленью?

Моя правая рука в кармане плаща. Ладонь удобно обхватила рукоятку «спайдера», и я, на мгновение зажмуриваясь, представляю себе…

Вытаскиваю пистолет, приставляю его к затылку этого тормоза и нажимаю на спусковой крючок. Все, больше ничего не надо будет делать. И пачку сигарет, из-за которой я стою здесь черт знает сколько, продавщица отдаст мне просто так, не прося взамен ничего…

— Че?

Он повернулся и смотрит на меня. На лице у него борзость, слишком наигранная для того, чтобы испугать кого-то. Страха в глазах пока не видно, но опаска присутствует.

— Че смотришь?

Он недовольно дергает подбородком, что делает его похожим на индюка. На грязного тупого индюка, решившего, что в своем районе ему нечего опасаться.

Так просто — вытащить пистолет, выстрелить, взять сигареты и уйти. И забыть уже через полчаса обо всем, что здесь произошло. Сколько было похожих случаев… Давно было.

— Ты че, немой? Я те говорю, че вылупился, а?

Тупое чекающее животное. Встретились бы мы с ним несколькими годами раньше, и его «че» вернулось бы обратно к нему в глотку вместе с пулей тридцать восьмого калибра.

Но сейчас все по-другому.

Я уже другой.

— Чипсы, — говорю и глазами показываю на прилавок, где рядом с пакетами уже лежит большая пачка картофельных обрезков. — Тебе чипсы принесли.

Он напряженно поворачивается, берет чипсы и сует в пакет. Рассчитывается с продавщицей, берет пакеты, но уходить не спешит, задерживая свой взгляд на мне.

— Поаккуратней веди себя, — не скрывая презрения, советует он мне, и я сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

Мне действительно смешно. Он выходит из магазина, я смотрю ему вслед, потом говорю продавщице:

— Пачку «Мальборо», красного.

Я не убил его, хотя мог.

Точнее, я смог не убить его.

Я стал добрым. Для всех, кроме одного человека. Кроме корейца-альбиноса по имени Ти-Бон.

* * *

…Я несся вперед, утопив педаль газа, оставляя где-то позади и машину объекта, и автобус с детьми… Оставляя полностью проваленное задание. К черту. Не могу рисковать жизнями детей.

«Решил, что герой не стал выполнять задание?»

Пальцы прекратили стучать. Откинувшись на спинку кресла, Стас спросил:

— Это ведь ты? Герой — это ты?

«Нет, дружище, это твоя закладка. Программа обучения наемников. Стандартный набор моделей в интерактиве, только слегка подкорректированный».

— А ты плавающий линк?

«Я плавающий болт. Меньше смотри телевизор».

Стас усмехнулся, но говорить ничего не стал.

«Итак, твой плохой герой решил стать на путь исправления. А чем мотивировано это добродетельное желание?»

Ответа у Стаса не было, и понимание этого привело его в раздражение.

— Твое какое дело?

«Не хами мне, писако. Я пользуюсь твоими эмоциями, и ты не сможешь вывести меня из себя ни в прямом, ни в переносном смысле, зато я смогу причинить тебе неудобства».

Ладонь хлопнула по столу. Моргнула и исчезла голограмма клавиатуры, следом погас экран.

«Я так понимаю, что ты обиделся. Зря. Мы с тобой партнеры и…»

— Да пошел ты! Какие партнеры?!

«Ты так и не понял. Для тебя уже нет пути назад, и исправить ты ничего не сможешь. Ты должен молиться, чтобы у меня все получилось, иначе…»

— Иначе что? Убьешь меня? Ты идиот. Ты не сможешь тягаться с корпорацией, тебя сотрут в порошок…

«А я сотру в порошок тебя. У тебя есть еще сомнения или мне снова провести демонстрацию?»

— Не надо.

«Твоя задача — делать то, что я говорю».

— Я делаю.

«А раз делаешь, то я тебе говорю — не хами мне и принимай меня как партнера, а не как врага. Кстати, ты в курсе, что происходило с теми, у кого ты снимал эморфы? Вы их, кажется, донорами называете?»

— А при чем здесь это?

«Примерно тридцать процентов ваших доноров не выдерживают и заканчивают жизнь самоубийством. Еще тридцать процентов сходят с ума. Ты ничем не отличаешься от ликвидаторов, Стас. И мне интересно, почему ты с легкостью убиваешь людей в реальности, но сделать то же самое на бумаге считаешь аморальным. Это какой-то комплекс?»

Куратор, да и Костя говорили только о глубокой депрессии. Насчет того, что треть кончает жизнь самоубийством, никто не упоминал.

Возможно, это просто блеф.

— Откуда такая новость про самоубийства?

«Это уже давно не новость, а боян. Попробуй найти тех, с кого ты снимал эморфы. Уверен, что некоторых из них уже нет в живых».

— Как можно…

«Я не собираюсь с тобой спорить и убеждать тебя. Ты не знаешь и десятой части того, что происходит на самом деле, и это только твоя проблема».

— Может, просветишь?