Точка Омега

Тот снисходительно улыбнулся. Жить мешает, а снимать нет. Может, даже помогает. Он видит то, что видит, а дальше уже работа оператора и всех прочих. Они ткут по его выкройке, вот и все. Они идут туда, куда он их направляет. Кроме того, у них достаточно простора для собственного творчества, в итоге же иногда получается очень любопытно. Никакого авторитаризма. У Вуди Алена есть такой фильм: режиссер неожиданно слепнет, а фильм снимать надо, и он пытается сымитировать зрячесть. Забавно. Сам-то он вовсе не имитирует, а реально видит, пусть и не очень четко. Как будто фокуса не хватает. Вот и задача – сфокусировать так, чтобы все было не просто резко, но так, как нужно. Они ведь все живут в такой вот пелене. А ему по жизни еще и добавилось. Разумеется, он предпочел бы обойтись без такого подарка, но уж как есть. Могло быть хуже.

34

Точно, то самое лицо – крупный нос, узкие щелочки глаз, как бы прищуренных, короткая стрижка бобриком, чуть оттопыренные уши. Наконец-то Вадим видит эту загадочную личность совсем близко (а если это не он?), и не где-нибудь, а именно в раздевалке клуба. Человек полуодет, судя по всему, он уже собирается уходить.

Вадим давно ждал этого момента, этой встречи, едва ли не желал ее. И все удивлялся, что этого не происходит.

– Добрый день! – произносит Вадим, губы его растягивает улыбка.

Вадим почти искренне рад, что они наконец-то встретились лицом к лицу и теперь, не исключено, всё (что всё?) прояснится.

– Добрый, – едва ли не равнодушно отвечает человек, искоса взглядывая на него.

Вадим называет себя по имени и продолжает улыбаться, словно красотка на ресепшине. Еще немного, и у него вырвется что-нибудь вроде «добро пожаловать» или «хорошего вам отдыха».

В ответ человек тоже называет себя, но Вадим странным образом не запоминает имя, а переспросить неловко.

– Мы с вами, кажется, знакомы, – говорит Вадим.

– Правда? – В глазах человека промельк любопытства.

– Ну да, разве не помните?

– Постойте, кажется, припоминаю. – Человек застегивает рубашку, полуобернувшись к Вадиму. – Ну да…

– Правильно, «ауди»… – торопится выговорить Вадим. Сердце колотится так, словно он перед этим пробежал на скорость стометровку. Но весело так колотится, отчаянно.

– А, так это вы? – Он продолжает одеваться. – Да, теперь узнаю. У вас тогда такое лицо было… Словно у вас зуб только что выдрали. Перекошенное все.

– Неужели?

– Я еще удивился, как это вы так неловко приткнулись к той машине. А потом вдруг взяли и уехали.

– Стресс, – задумчиво произносит Вадим.

– Ну да… – Человек натягивает свитер с высоким, закрывающим шею воротом.

Вадиму вдруг становится совсем легко. Наконец-то! Ему больше не нужно прятаться. Теперь этот человек все про него знает. Даже его имя. И он совершенно ему не страшен. Больше никакой неизвестности, никакой загадочности, никакой угрозы… И вовсе он не такой, как показался поначалу, в тот день, когда все произошло, каким потом являлся в удушливых снах. Что-то Вадим даже собирается ему рассказать, личное, словно встретил старого приятеля.

И… просыпается.

Достало!

35

– Вы знакомы со здешним доктором? – как-то спрашивает Эдик. – Очень занятная. И кстати, довольно толковая. Я недавно был у нее на осмотре, оч-чень интересная женщина. Между прочим, несколько полезных рекомендаций мне дала…

Эдик помешан на женщинах, Вадиму это известно, но теперь его разглагольствования вызывают у него неприятное чувство, похожее на ревность.

– Эх, – бывало, вздыхает Эдик. – Какая ундина сегодня плавала в бассейне. Обалдеть! Глаз невозможно оторвать, дважды чуть не захлебнулся. И вроде ничего особенного, ну фигурка, ну ноги… Но плы-ы-ве-ет! Будто нарочно дразнит тебя. Даже и не объяснить, в чем, собственно, очарование. Всегда пытался постичь, разгадать, так сказать, холодным рассудком, в чем притягательность, и всегда мимо. Загадка!

– А зачем объяснять? – спрашивает Вадим.

– Зачем? – Эдик усмехается с некоторой даже горечью. – Ну чтобы все-таки сохранять хоть какую-то независимость. Не знаю, как вы с этим справляетесь, а я пасую. Сколько раз пытался, и все напрасно. И главное, ведь известно, что физиологически все однотипно, ну с небольшими, так сказать, вариациями. Пора бы уже успокоиться, а не могу. Проплывет такая вот – и ты уже себе не принадлежишь.

– Ну уж… – с долей скептицизма произносит Володя.