Точка плавления

[6] Сайдтрек — самый большой гей-бар в городе

Глава 5

Учитывая послеполуденный трафик, дорога до Ломбарда заняла час, время, которое Гейдж использовал, чтобы приспособиться к надувным нарукавникам, потребовавшимся ему едва он прыгнул в этот бассейн с дерьмом. Он включил радио на полную громкость, позволяя ритму течь сквозь него, но все мысли возвращались к одному: Брейди.

Гейдж никогда не видел никого, настолько шокированного собственным удовольствием, как Брейди, когда он кончал в душе. То, как исказилось его лицо и закатились глаза, до конца жизни отпечаталось в мозгу Гейджа. Словно он считал, что не заслуживал чувствовать себя хорошо. Никто никогда не должен чувствовать, что он не заслуживает оргазм, и все же, если Гейдж собирался быть честным с самим собой, он бы разочаровался, если в будущем, обладая Брейди, каждый раз не будет видеть этот взгляд на его лице.

Потому что это случится снова.

На этом сюрпризы не заканчивались. Брейди казался чертовски удивленным тем, что Гейдж не прыгает вокруг него, как собачонка. Чего он ожидал, после того, как все пошло по наклонной? Молчать и делать вид, что это обыденные взаимоотношения, насколько это возможно, было единственным способом предотвратить очередную поездку по нему Поезда Боли.

Хотя, единственным способом было бы покончить со всем раз и навсегда. Стопроцентная свобода для Брейди. Но Гейдж уже какое-то время не трахался с другими парнями и ему претила мысль о том, чтобы быть с кем-то еще. У него были потребности и он мог это контролировать.

Он увеличил громкость, наслаждаясь старой доброй композицией “Muse” и к тому времени, как доехал до Дома престарелых “Хиллвью” [переводится как Вид с холма — прим.]

(совсем не на холме, да и вид оттуда был не очень), Гейдж расслабился настолько, насколько смог. Но запах дезинфекции послал все его спокойствие к черту, а его мускулам потребовалось всего несколько мгновений, чтобы затвердеть, словно быстросохнущий цемент. Так же как и мозгу, чтобы спросить у сердца: “Почему мы снова это делаем?”

Почти два часа спустя Гейдж рассеянно смотрел в окно, выходящее на газон размером с почтовую марку, на который уже опустились ранние сумерки. Комната активного отдыха была далека от активности, которая подразумевалась в названии, если не считать игроков в карты и бесцельно блуждающих зрителей. Пара посетителей пыталась доиграть партию в шашки, общедоступную сумасшедшую версию, где каждый мог ходить, как ему вздумается.

Он направил взгляд на женщину, сидящую на стуле напротив него. В свои пятьдесят семь она выглядела слишком молодой для этого места, но учитывая ее стиль жизни, никто не мог ожидать, что она хотя бы доживет до этого почтенного возраста. Сейчас она страдала от ранней стадии болезни Альцгеймера, поэтому ее тело было накачано коктейлем из разных лекарств, которые она глотала, как леденцы.

— Кушай свое Джелло[1], — сказал он, подталкивая к ней пластиковую чашку.

— Не люблю зеленое, — пробормотала она.

Тут Гейдж был с ней согласен. Зеленое Джелло было худшим.

Она уставилась на него, запавшие голубые глаза под прилизанными волосами. Он помыл ее волосы около часа назад, расчесал и высушил, пытаясь придать им блеск, но те отказывались сиять. Жаль, потому что она всегда так гордилась своими волосами. “Мой дар от бога”, называла она их.

— У тебя есть возлюбленная? — спросила она, словно не задавала этот вопрос в каждый его визит.

— Есть кое-кто.

— Должно быть девушки гоняются за тобой по улицам.

Гейдж усмехнулся. Парни тоже.

— В основном это потому, что я пожарный. Но я ношу защиту, — он встал и повернулся, показывая ей слоган на своей футболке: “Держи дистанцию 500 шагов”.

Ей потребовалось время, но она все-таки рассмеялась. Девичье хихиканье, отличающееся от всего, что он слышал ребенком. Она никогда не смеялась.

— Едва ли это сработает. Ты слишком красивый, чтобы они держались подальше, Джон.

Он снова сел, желая, чтобы заноза из его сердца при упоминании этого имени исчезла. На самом деле глупо, учитывая, что оно было именно тем, которое он назвал ей. В первый день своего визита сюда, шесть недель назад, он вошел, сжимая то письмо от социальной службы, с бешено стучащим сердцем, не ожидая ничего, кроме пожарного штанга с купоросом. Словно она начнет все с того места, на котором остановилась, когда ему было четырнадцать, последний раз, когда он ее видел. Но она посмотрела на него с ничего не выражающим лицом и пустыми глазами и спросила единственный вопрос, которого он никак не ожидал:

— Кто ты?

В тот день он стал Джоном. Парнем, которому нравится посещать дом престарелых в гребаной Монголии, потому что он был весь из себя приличный мальчик, при этом большую часть своих двух часов визита он посвящал Эммалин Симпсон, у которой, по словам персонала, не было посетителей. Не осталось никого, кто помнил бы ее.

Но Гейдж помнил.